«… что до игры мадемуазель Колетт, с такой неестественной подачей и фальшивым содержанием ей решительно не стоит набиваться в фаворитки — подобное отношение к делу едва ли сделает девичьи постанывания приятней визга резаного поросёнка», — Рене отшвырнул прочь перо, оставив пару клякс на столе, и упёрся в спинку стула, запрокинув руки за голову. Альфедена — очевидная дыра, в этом вряд ли возникнут сомнения хоть у кого-то, имеющего удовольствие побывать в этом противном Судье крае. Притом неважно, проездом или на долгий срок. Тем хуже было для Рене Маршана, потому как именно здесь он рассчитывал пребывать по меньшей мере до осени.

Инспекторы, как это ни странно, тоже люди. А как все приличные люди, они нуждаются в отдыхе. Рене два месяца шатался по болотам, спал на валежнике и даже по меньшей мере трижды отужинал с использованием в меню водных крыс и лягушек. Подобные лишения любого способны довести до ручки, поэтому ничуть не удивительно, что даже доблестный слуга Судьи как следует от своих приключений отмылся. Не менее трепетно после них же выпил и забил трубку. Словом, создал все условия для того, чтобы заявить «баста!» и взять себе небольшой отдых. Благо центральное управление только приветствовало желание Маршана некоторое время заниматься, ну, ничем. Альфедена в этом ключе выглядела весьма симпатично: пастбищные земли вокруг, предгорья с роскошными водопадами и лучший театр на западе Валуара, полный гранадских красавиц. И вот ведь повезло, именно в этом сезоне ставили пьесу «Подвязки герцогини» пера бессмертного маэстро де Вескеро.

Не опускаясь до деталей, плохо было всё. Городишко отвратителен, пьеса сыграна омерзительно, а хвалёные водопады не поражали воображение ни своим пейзажным видом, ни хотя бы размером. Своё разочарование Рене решил выместить на бумаге, написав редкую по своей едкости рецензию на местную версию «Подвязок герцогини». Действие постыдное, но не слишком — и более грязные ругательства видели газеты Валуара.

«Пора бы и обед сообразить, на самом деле».

Сняв с крючка у двери длинный плащ с кашне, Маршан мельком глянул на своё отражение в зеркале — совершенно неудовлетворительное — и спустился на первый этаж миниатюрной гостиницы. Можно было бы отобедать и здесь, но ряд железных доказательств указывали инспектору на то, что маслов местных сковородках меняют в лучшем случае раз в полнедели, а это губительно для тонкого вкуса гурмана. Даже если совсем недавно он перебивался лягушками и ондатрами. А потому Рене лишь на одно мгновение задержался, чтобы поприветствовать хозяина заведения.

Если на секунду остановиться и отказаться от традиционно возмущённой валуарской риторики, свои плюсы у Альфедены всё-таки были. Например, быт тут был неторопливый, улочки ухоженные, а по ночам царила тишина. Говорят, в таких местах хорошо растить детей. Ещё встречались довольно интересные горожане, которых немыслимо было бы встретить в столице. Например, весьма складно сочиняющий прямо на ходу стихи дед Жермен. Делал он это с завидной регулярностью, на рассвете прямо за центральным перекрёстком у часовни Судьи. Ничего удивительного, если бы не два нюанса. Primo, он всегда носил мундир артиллерийского Гранадского корпуса. Secundo, штанов, исподнего и сапогов на нём при этом не наблюдалось и этот месье — поэтично выражаясь — встречал утреннее солнце размахивая своей кульвериной в такт лирической строке.

А была, например, ещё она.

Поймите правильно, Рене Маршан был серьёзным мужчиной в серьёзной должности и пребывал в ещё более серьёзном разочаровании от себя, людей и жизни в целом. Как и все мужчины такой очевидной судьбы, женскую улыбку, кроткий взгляд и вежливое слово он почитал если не за признание во влюблённости, то по меньшей мере за тяжёлую форму флирта. И как любой приличный человек, которому последний год близость светила разве что за звонкие монеты, чужие знаки внимания Рене воспринимал с наигранным снисхождением. По мнению инспектора именно их робко оказывала Чезаре, милая девица из лавки через дорогу. Отвечать на чужую ласку холодностью невежливо, а потому Маршан периодически заглядывал к мадемуазель Чезаре, чтобы перекинуться парой слов и купить каких-то мелочей. Как, например, сейчас.

— Мадемуазель, доброго дня, — Рене вошёл в лавку под звон дверного колокольчика и тут же обнаружил за стойкой Чезаре, с которой имел честь быть знакомым уже пару дней, — Смотрю, вы снова вся в трудах. Имею дерзость отвлечь вас на минуту — мне нужны чернила и бумага.

С совершенно невозмутимым и естественным видом, инспектор опёрся на стойку и положил рядом с собой неупакованную в папку пачку листов, на титульном из которых красовалось «Размышления искушенного зрителя о драматургии в Альфедене, Р. М.». Рене мягко улыбнулся юной девице. Интересно, любит ли она театр, И если всё же да — а в этом он не сомневался — то какой жанровой принадлежности отдаёт предпочтение? Впрочем, в любом случае это едва ли новеллы об инспекторах-вдовцах.

— Слушайте, я остановился неподалёку, в «Женебо», поэтому постоянно тут пробегаю. Вы что, вот так каждый день до закрытия одна и работаете? Хозяин вообще не помогает?

Отредактировано Cata (05.09.24 21:03)

Рене широко улыбнулся, слушая о бесконечных талантах Мряка. И не отказал себе в удовольствии деликатно погладить между ушей кошку, стоило той запрыгнуть на прилавок и заластиться об рукав. Кошки, что ни говори, народ особый, а потому инспектором любимый в очень ограниченных пределах. С годами Маршан проникся предсказуемостью, а острые коготки — это оставьте для других. Если вдруг говорить всё ещё о кошках. Менестрели разных сортов в своём ремесле разбирались, а ишь ты, нередко повадками кошачьих наделяли девиц без шерсти и хвостов. Разве что в ряде Шиярских поэм, но восток — дело до прозрачности тонкое.

А вот Альфедена была куда проще. И Рене это полностью устраивало, как и компания хихикнувшей в кулак молодой женщины.

— Ах вот оно что. Ни в коем случае в эксплуататорстве не обвиняю, лишь опасаюсь за неприкосновенность главного сокровища в этой лавке, — Маршан не успел ответить на вопрос об использовании бумаги, Чезаре сама потянулась к листам тонкими пальчиками. Инспектор не мешал — стыдиться ему было нечего, употребил  он их по прямому назначению, для письма, — И будет вам. За пару дней можно успеть слишком многое.

Чезаре мягко коснулась пальцев Рене. Пусть он внешне никак и не выразил своего удивления, на какое-то мгновение всё нутро пронзило иглой холода. Конечно, женщины и раньше касались его, да в таких местах, которые в трети лиги от храма Судьи упоминать грешновато. Но слишком давно это не было так. Они не говорили о деле или очередном расследовании, просто болтали о пустяках. Белые перчатки из грубой замши, ставшие второй кожей, никак не прикрывали руки. Да и сам Маршан сейчас со специальным инспектором Лормонтского управления имел мало общего, сменив мундир на длинный кожаный плащ и лёгкое кашне. Если что и выдавало в нём ищейку, так это колет глубокого синего цвета поверх рубахи. С высокими кавалерийскими сапогами Рене вполне мог бы сойти за какого-нибудь мелкого дворянина, кем — кстати! — и притворялся в последний раз, когда так вырядился.

Но, дьявол за ляжку укуси, не специальным инспектором, который оторопел, стоило женщины ему коснуться. Но долгие годы опыты выкручивания сосков перед начальством и не таким фокусам научат. Женщина была совершенно очаровательна, но в эту игру могут играть двое. И Рене послал ей улыбку, которая была способна растопить лёд в Авалонском виски.

«Флиртуете, мадемуазель Чезаре».

С модной столичной небрежностью Маршан скользнул взглядом по листам. Тем самым, которые сам ещё недавно перебирал в табачном дыму и строжайше оценивал сравнение игры главной актрисы с бордельными повизгиваниями. Вышло немного грубо и топорно, но как же ловко раскрывалась мысль через пару абзацев, где Рене виртуозно игрался с рифмой, сунув на соседние строки «вразжопицу» и «приспособится». Словом, Маршан сотворил свой Magnum Opus непрошенного мнения и едкого сарказма. То есть чтиво, которое Чезаре точно показывать не стоило.

— Что вы, ну какая же критика? Лишь размышления, не более. Ведь театр — это больше, чем портьеры и фаворитка местного вельможи с глубоким декольте. И я уверяю вас, что лучшие представления разворачиваются совсем не там, перед искушёнными зрителями. Ведь пьеса по-настоящему раскрывается, когда она же диалог со зрителем, — Рене потянулся ближе к своей новой знакомой, — — В благодарность поделюсь другим секретом. Дурную постановку ты смотришь, но в лучшей — участвуешь, И для этого даже не нужна сцена.

Внезапно Чезаре отстранилась, а Маршан выпрямился и оправил колет. Милая сценка, прерванная на антракт. И не было в этом ничего дурного. Свои роли-то они сыграли безупречно, пусть те и были написаны задолго до их рождения: вдовец, который будто бы понял жизнь, а на самом деле и не близко, да молодая женщина, мира не видавшая, но хранящая в себе неожиданные крупицы мудрости. Правда, если с Маршаном всё чудесно, то партию Чезаре обычно играют девицы с вьющимися блондинистыми волосами и огромными голубыми блюдцами-глазами не трахнутой лесным эльфом лани. Приятно не быть заложником очевидности, пусть и в таких мелочах.

— Кхм. Да, два пузырька, будьте любезны — синие и чёрные. Чёрные, если можно, на газовой саже. Мои прошлые были бледноваты, — с невозмутимым видом Рене отвлёкся на то, чтобы без особого энтузиазма подразнить кошку, но Чезаре вновь обратилась к нему, — Вы, верно, шутите, если считаете, что я бы мог отказать.

Маршан поспешил зайти за высокий прилавок. Игра была миленькая, но вот так пустить едва знакомого мужчину за стойку? Такими темпами она следователю и склад покажет, что вынудит месье Рене — как честного мужчину в глазах провинциальных коммерсантов — как минимум инвестировать в лавку. Валуарец чуть качнул головой, чтобы отогнать глупые мысли, лезущие в голову. Жонглирование нелепыми ассоциациями нередко помогало найти в деле новые идеи, но в жизни повседневной доводили только до дурости. Но такие вещи осечек не дают, дерзкая мадемуазель слишком явно поднимала ставки. Этим ходом сразу до икр, выложив на воображаемый обтянутый сукном стол лодыжки. Достойный выпад, который Рене Маршан выдержал с не меньшим достоинством. Как Черзаре и упоминала, он настоящий валуарец, а значит в собственной неотразимости — как минимум — уверен. Даже идиот бы уже догадался, что он лавочнице не отвратителен. Специальный же инспектор, светоч Лормонтского сыска, в этом был практически уверен.

— Прошу вас, аккуратнее. Лестница совсем плоха!

Стоило Рене взяться за подступенок, как стало очевидно, что к верхним полкам лазают не так часто. Почему? Да потому что точно бы уже кто-то свернул бы тут шею. Чезаре сделала новый шаг, а тетива пустилась в пляс. И ведь даже не прогнившая… Юбка чуть дёрнулась и Маршан поспешил отвернуться, чтобы не оказаться в ситуации повышенной деликатности. Может у них и разные взгляды на театральное искусство, это совершенно не повод на тылы оппонента засматриваться, несмотря на многообещающие лодыжки. Держать лестницы — это то ещё развлечение, поэтому специальный инспектор обратил своё внимание на кошку.

Зря.

Доподлинно неизвестно, где конкретно Рене Маршан совершил ошибку. Может быть в своём желании побаловать взгляд игрой света на короткой шерстке. Может быть в том, что по какой-то причине отбросил все предосторожности и годами тренированное полицейское нутро. А — как знать? — может в конечном итоге всей проблемой был тот факт, что до взгляда на карту он если и не знал о существовании Альфедены, то по крайней мере догадывался. Так или иначе специальный инспектор оказался в лавке и следил взглядом за Мряком. Мряк подобное внимание оценил. Лениво покачивая хвостом, кошка подошла к стопке аккуратно сложенных листов.

Рене Маршан напрягся.

Кошка, даром что читать не умеет, уставилась на титульник тем особым осмысленным взглядом, который иногда хозяева могут засвидетельствовать у своих питомцев. И занесла лапу. Рене был большим любителем театра, но ещё больше он любил тратить время с пользой, а потому к своей писанине питал некоторое уважение. В отличие от Мряка. Стремясь не допустить издевательства над плодом рандеву с музами, Маршан рванул вперёд и лишь через мгновение понял, что так и не отпустил лестницу. Более того, пнул её прямо под медное колёсико. Опыт подсказывал, что парой упавших флаконов с чернилами дело не ограничится и Рене успел обернуться ровно в тот момент, когда в силу роковой случайности и гравитационных сил в его объятия упала красавица-Чезаре.

— Как видите, с ловкостью у меня не сильно лучше. Нижайше прошу прощения, мадемуазель. Надеюсь, вы не ушиблись?, — инспектор отлетел назад, ударился затылком о прилавок, а потому поспешил прикрыть глаза, которые озарил белый свет. Сейчас он надеялся ровно на две вещи. Первая — приятная тяжесть всё же была его знакомой, а не рухнувшим сверху шкафом. Вторая — его не искупали в чернилах. Ладно, была и третья. Было бы славно, если бы Чезаре смирилась с жизненностью случившегося и не сильно разозлилась. Но девушки — они же как молодые констебли из трущоб. Главное вовремя предложить взятку, — Несомненно, я оплачу все разрушения. Прежде чем я открою глаза… Всё сильно плохо?

Ликвидировать последствия собственной — будем честны — дурости — это только половина дела, надо бы усилить. Чем-то уместным, но не похабным. Рене поднял вверх руку с вытянутым указательным пальцем:

— Прежде чем решите меня добить, приглашаю вас в театр. На этой неделе там ставят «Гранадскую красотку», а там полно акробатических номеров. За ужином мы сможем обсудить и собственную неловкость, и в деталях разобраться о первопричинах случившегося.

— «Опечатаны очи мои воском позора, да гербом раскаянья заклеймены», — процитировал Рене «Принца на час». Удачный выбор, там-то на главного героя свалились все беды мира, но в конечно итоге тому удалось и голову сохранить, и в известной степени собственный капитал приумножить. Правда он там в силу ряда случайностей королеву трахнул — Гранадскую, если ставят в Валуаре и Валуарскую, если ставят в Гранаде — а Маршан всего-то не уследил за лестницей. Но Чезаре была в порядке, а потому скоро нашлась и с присущим ей бойким нравом бросилась в атаку. Южанки, что тут скажешь. Рене никогда не мог с ними совладать.

Но едва ли его можно осуждать — ведь и другие не то чтобы сильно могли.

Она прижалась к нему и Рене интуитивно запрокинул голову, наслаждаясь прикосновениями и подрагивающим в хохоте хрупким женским телом. На какое-то мгновение ему показалось, что он забыл как дышать. Флирт, воздушные поцелуйчики, да пусть даже ужин с этой перестрелкой многозначительными взглядами на крыльце после — этим вот можно заниматься сколько угодно, хранить верность до самого утра и в целом со всей валуарской удалью относиться с некоторым скепсисом к идеям воздержания любого плана. Но здесь, лёжа на грубом полу за прилавком, Маршан с любопытным садизмом касался ощущений, о которых и забыл давно. Дело в больной голове? Отнюдь, он всего с месяц назад получил кувшином по затылку в корчме. Неудобной позе, в которой спина даёт пять минут на мирное разрешение вопроса, а потом начинает стрелять? Ну, Рене не мальчик, может и на поясницу пожаловаться.

«Ты ещё о бабочках в животе подумай, детектив хренов. Пупок свой хоть найдёшь?»

Конечно, это всё была Чезаре. Хрупкая женщина, хихикающая у него на груди, слишком легко воскрешала воспоминания, отдающиеся глухой болью. Настолько, что на три такта сердца Рене Маршану показалось, будто он вновь дома. Будто стоит открыть глаза… Но нет. Вспоминать — это как собирать битое зеркало, только руки резать, да на кривое подобие отражения смотреть. Рене зажмурился сильнее:

— Не думаю, что твой аппетит разорит меня. Но если вдруг и будет такая опасность, то знай — не так-то просто застать валуарского инспектора врасплох. У меня есть поваренная книга и фартук с вышивкой «Готовлю за поцелуи».

Чезаре вновь задвигалась, а Рене оставалось порадоваться, что крой штанов и нынешняя его поза почти наверняка исключают возможность засвидетельствовать насколько именно его заинтересовали ерзанья лавочницы. Да уж, в ситуацию он попал в высшей степени деликатную. Она перечисляла объем разрушений, а инспектору оставалось только кивать. Это — купим, то — почистим. А вот белые перчатки, свисающие с пояса, было откровенно жалко, их Рене купил всего-то на прошлой неделе. Внезапно инспектор услышал шелест бумаги. О нет. О-о-о-о нет-нет-нет.

Её же это, однако, совершенно не смутило.

— Справедливости ради, тебе стоит глянуть немного раньше — подводка к расжопице очень системная и комплексная. Обычно ведь как, две ягодицы и ноль загадок. А мадам Колетт у нас женщина с загадкой, — кошка снова вставила своё важное мнение, а Чезаре обозначила возникшие перед ними проблемы. Ситуация из разряда тех, где только в высшей степени деликатность поможет прийти к успеху. Не та дорога, по которой опытная ищейка отправится без напарника, — Месье Мряк, нам ли авторство делить!

Чезаре вновь чуть двинулась, давая Рене чуточку больше свободы. Физической, разумеется, а не этической, а потому инспектор был немало удивлён, когда обнаружил, что его левая рука поглаживает новую подругу в месте, характеризующем действо, как «свинское похабство». Протестов не было, значит и самостоятельно привлекать к этому внимание не стоит. Обстановка ясна, пользоваться глазами нельзя. У него в доступе только левая рука. Они сидят лицом к лицу, а Мряк, пусть и был личностью масштабов огромных, анатомически был наделён размерами скромными, сильный поток воздуха прыжок зверька не создаст. Что же…

— Дорогая, советую следить во все глаза — работает Лормонтская полиция. Месье, Мряк, какие будут мнения?
Пришлось чуточку подождать, но пушистый детектив-напарник не разочаровал:

— Мря-а-а-у

— Месье Мряк, вы похабник и смутьян. Чезаре, не слушай его.

Чуть назад и налево, позднее — подсобрала бёдра и изменила угол позвонка в направлении ягодиц… Так вообще говорят? В мысленной модели инспектора Чезаре демонстрировала движения, которые начали иметь совсем уж отдалённое подобие того, как двигалась она же непосредственно после падения. «Ненадёжное свидетельство», попытки мысленно воссоздать сценарий движений лавочницы и падения листка провалилась по всем фронтам. И даже не потому что он действительно не способен это сделать. Просто пробовали ли вы сидеть, как дурак на именинах, да со всей силы думать под юной девицей с очаровательным нравом и до одури симпатичной? Рене Маршан всего лишь человек — он попробовал и не справился. К тому же, слишком уж Чезаре раздразнила свои дерзким вызовом.

— Ты разбиваешь мне сердце — одна только мысль остаться нереабилитированным в твоих глазах ввергает меня в ужас. Но не верить в свою победу слишком малодушно, м? Давай предположим, что я действительно способен отыскать свой эмоциональный багаж с закрытыми глазами. Но он не на ногах, верно?

Девичья честь могла быть спокойна — всего чуточку не дотянув до ягодицы, левая ладонь Рене пошла выше и уже через мгновение гладила верхнюю часть бедра. Благо пока ещё укрытого юбкой.

— Область живота? Не смешите, но что же я за инспектор, если не проверю.

Ладонь скользнула выше и стоило пальцам зайти под блузу, как Рене деликатно вернул их на исходную и пустил всё же поверх. Чезаре, конечно, игрива, как ласочка по марту, но вряд ли готова к тяжёлым формам досмотра. Руку Рене остановил аккурат до того, как широкая общественность в виде кошки и лавочницы могла бы задаться вопросом: «Господин инспектор, что ваша ладонь делает на груди».

— Бюст, с твоего позволения, я пропущу. Не потому что имею к нему какие-то претензии, — Рене широко улыбнулся, чувствуя, как устраивает настоящие пляски на тонком льду, — Просто будет откровенны — окажись листок в твоём декольте, мне хватило бы немного гибкости и собственных зубов для успеха.

Во всей Терре, кроме как в Валуаре, обычно считается на редкость неприличным обсуждать, кто что и как умеет делать с женщинами. Рене Маршан был уроженцев Лормонтских улиц до мозга костей. Выращенным, если уж на то пошло, в борделе. Робость клирика Четырёх и нелепость дерганий девственницы были ему совершенно не к лицу, а потому инспектор действовал в высшей степени профессионально — спокойно, методично и касаясь Чезаре нежнее любовницы. Едва ощутимым поглаживаниям Рене провел ладонью аккурат по окружности чашечки и мягко коснулся плеча. Ему повезло — это была та самая рука.

— И кульминация. Знаешь на чём чаще всего попадаются преступники? На мелочах, о которых особенно и не задумаешься. Например, твоя левая рука явно какое-то время на весу и неподвижна. Я бы показал свидетелей, да пощекотить боюсь.

Влюблённой змеёй ладонь Маршана прошла весь положенный путь, от плеча до запястья. Балансировала Чезаре и вправду талантливо, лист всё ещё дожидался своего владельца. Схватив его указательным и большим, оставшимися пальцами Рене притянул к себе ладонь женщины:

— Мадемуазель Чезаре, позволь пригласить тебя насладиться местной постановкой и завершить вечер ужином. Можешь поправить юбку.

Выждав довольно времени, Рене открыл глаза и вновь улыбнулся южанке. Хихикающая и с растрёпанной причёской она была особенно очаровательна. А может просто дело в том, что она сидела на нём. Тем не менее иногда мужчины способны на широкие жесты. Очень часто граничащие с откровенно идиотскими. Маршан, будучи крайне достойным валуарцем, мужчиной был тоже не из последних. А потому к разного рода дурости не только способен, но и предрасположен:

— Вот ведь, тоже уделалась. Не двигайся, — сложив лист пополам, что требовало от одной единственной левой руки немало усилий, Рене чуть смочил его языком и деликатно, будто кожа Чезаре нежнее шёлка, потер щёку лавочницы. Чернильное пятнышко с охотой исчезло, а инспектор удовлетворённо кивнул, — Да, вот так. Кажется, мне нужно привести себя в порядок. Во сколько ты закрываешь сегодня лавку?

Отредактировано Cata (05.09.24 21:12)

«Я согласна» со звоном отозвалось у Рене в голове. И ещё раз, и снова. В силу профессиональных особенной Маршану подобные слова от женщин доводилось слышать в последние месяцы — если не годы — только в кабинетах прокуроров, изучающих доказательства инспектора и его мнение по поводу очередного дела. В жизни без латунного жетона и синего мундира с чужим активным согласием было куда сложнее. И ведь до чего забавно! Взрослый мужик, с женщиной не в первый раз, а она ещё и одета, так чего же робеть? Но Рене замер. Будто охотник, опасающийся спугнуть. И всё же он ощущал нечто такое, что стоило ценить.

Кажется Чезаре действительно ему нравилась. И дело не в чистой смуглой коже и чертовски упругих на ощупь бёдрах. Но со звуком лопнувшей струны момент был беспощадно прерван, а с ним ушло с ним оцепенение. Она поспешила подняться и Рене в свою очередь решил, что украшать собой пол в одиночестве слишком роскошно, даже для лавки Альфедены.

— Половина восьмого ничуть не хуже семи, а кое-где и даже лучше. Два ужина меня никак не отяготят, — Рене замер. Тик-так, пять тактов сердца, прежде чем он расплылся в широкой улыбке налакавшегося сметаны кота, — Я не хочу хвастаться, но я и кухню знаю где можно занять, и где в Альфедене подают нестыдные завтраки. Но если мадемуазель угодно услышать рекомендации, то наше заведение рекомендует инспектора в фартуке и лёгкие закуски.

Глаза Чезаре поблескивали в полуденном мраке, а поведение, пусть и не утратило своей бойкости, обнаруживало некоторое смущение, которое так шло стесняющимся девицам. Можно было сослаться на язык тела или — выражаясь по-Лормонтовски — нечаянные и предумышленные невербальные сигналы. Но это не экзамен констебля. Рене было достаточно и того, что щеку не обожгла пощёчина. И это на юге Валуара, где нравы особенно страстны, а женщины подчас своим темпераментом не оставляют никакого шанса надёжно овладеть инициативой. Где-то на фоне разума чутьё било тревогу. Как так, они знакомы всего ничего, а он уже позволяет и чернила на себя оборонить, и добротное сукно колета крепкой задницей мять. Словом, буйство предчувствия, которое смело можно было игнорировать за недостатком доказательств. Потому как последствия, о которых мог сигнализировать жизненный опыт, переодевшийся интуицией, были где-то там, где-то далеко. А малышка Чезаре — вот она, только шаловливую ручку протяни, пусть даже и в перчатке.

— Репутация моя, милая Чезаре, погублена без всяких шансов на опрадвание. Женщина увидела мою рецензию до публикации и теперь никто не возьмет меня в мужья, — Рене со смехом вытянулся, чтобы ей было проще разводить чернильную грязь на его одежде, —О, озабоченная общественность снова осаждает управление с вопросами относительно процесса и его соответствия делу Судьи. Коль скоро комиссар не с нами, придётся мне принять на себя удар!

«Чернила сходят слишком легко. Явно не железный купорос. И не дубильная кислота уж точно. Древесная зола и слабенький клей?»

— Коль скоро Мряк выступал напарником детектива, с ним был заключён устный и кратковременный контракт. В Империи обычно этим пренебрегают, но «Статут об общественном содействии», который так и не отменили в Гранаде и Валуаре, чётко гласит — наёмным напарником может быть лишь мужчина, — Чезаре присела на стойку и Рене подошёл ближе, чтобы ей не пришлось слишком к нему тянуться и обеспечил себе удобный угол наблюдения за скромным, если не сказать благочестивым, декольте, — Норма устаревшая, но во избежание бюрократических конфузов наёмные на дело мадемуазель и мадам вполне себе временно становятся месье. Острый ум и цепкое внимание не между ног болтаются.

«Маршан, ты знаешь правила: речи медовые, да глазки бедовые. Штаны сам почистишь… Хах, а бедра и правда крепкие, наша Чезаре на месте не сидит. Выводы?»

Коль скоро обладание крепкими бёдрами, упругой задницей и милым личиком не были элементом преступления ни в одной из частей света, Рене Маршан не мог сделать ни единого вывода в качестве инспектора, зато способен был на сотню как мужчина. Оставалось радоваться, что мысли разной степени скабрёзности также не были поводом оказаться на скамье подсудимых.

— Обычно ордер нужен в тех случаях, когда нет повода подозревать злодеяние. А я напомню тебе, что одним лишь словом ты ослепила инспектора Валуарской полиции. И обездвижила с использованием двух ног. Любой судья согласится, что в отношении меня действовало правило на защиту жизни и чести!

«Мряк остаётся загадкой. Это обыкновенная кошка? Фамильяр? Перевоплощённый маг или оборотень? Глупость, конечно, но как-то Гонсало в образе мыши прожил три года в монастыре, занимаясь подглядыванием и публичным самоудовлетворением. Вообще, конечно, в образе мыши — это сильно… Рене, не отвлекайся, не забывай про кошку».

— Мадемуазель Чезаре, я без всякого суда готов заранее дать отказ этому доводу. Чтобы рассуждать о беспристрастности…, — Рене сделал небольшую паузу. И не потому что хотел нагнать дешёвой театральности, а потому как поймал её взгляд. Наверное каждый сталкивался с такой ситуацией, когда как будто бы и знаешь человека, а он — раз! — да как глянет. Как там поют менестрели, глаза суть есть зеркала души? Позже месье Маршан несомненно спишет это на богатство своего воображения, но всего на мгновение ему показалось, что он коснулся Чезаре. И коснулся куда нежнее, чем какой-нибудь любовницы. Или…, — Чтобы рассуждать о беспристрастности нужно сначала убедиться, что знаешь, как выглядит страстность. Я прав или я прав?

Она спрашивала, стоило ли настолько безрассудно жертвовать перчаткой, он только улыбался и периодически вздрагивал от сдерживаемого хохота. Рецензированием третьесортной постановки он был занят исключительно из тех соображений, что в Альфедене приличного досуга не найти, а потому свободное время и силы стоит уделить буквам, пусть и с решительным намерением оскорбить. Чуть более близкое знакомство с Чезаре, чем он ожидал этим утром, решительно переворачивало игру и без всяких сожалений меняло приоритеты. И уж точно не мадам Колетт он хочет посвятить свои часы здесь.

Рене поднял повыше свои руки и со всей строгостью осмотрел их. Чезаре очаровательна в своей старательности, но тут не нужно быть экспертом, чтобы беспощадно постановить — испорчены. С колетом дело обстояло не намного лучше, теперь Маршан стал обладателем достойной одёжки для разного рода грязных работ. Штаны же… Лучшим их свойством нынче было то, что Рене не рисковал соревноваться с лучшим стихоплётом Альфедены в изяществе лирической строки. Хотя бы потому что член члена артиллерийского Гранадского корпуса оказывал действие обескураживающее и неподготовленного оппонента удивляющее, а аналогичное средство Рене было надёжно прикрыто безнадёжно испачканными штанцами. Как истинный валуарец, Рене считал, что за возможность коснуться ручки Чезаре заплатил возмутительно малую цену. И чуть менее возмутительную, если добавить рецензию.

— Кажется, нам понадобятся маски и костюмы. Я не очень близко знаком с этим жанром. Впрочем, по понятным причинам — в Лормонте нужно с пяток разрешений, чтобы поставить представление.

Тридцать семь убийств. Именно такое количество убийств в среднем за год случалось на таких карнавалах. И маски, и само представление здорово горячили кровь, потому из северных провинций со временем были вытеснены практически полностью. В столице подобные представления-карнавалы и вовсе считались увлечением людей безвкусных, да тонкого понимания искусств лишённых. Однако, Рене был пусть и скептичен, но не предубеждён. Не говоря уж о том, что Чезаре подняла ставки до такого уровня, что с ней он и катехизисы слушать в храм Судьи отправился бы без лишних  вопросов. К тому же, кому ещё, как не специальному инспектору знать, что самые дерзкие преступления совершаются под масками в очаровательные вечера, нежно переходящие в ночь.

— Я слышал, что во время таких представлений особенно интересно узнать, кто скрывается под маской. Ах, смогу ли я!, — двинув вперёд одним плечом, вторым, Рене слишком приблизился к Чезаре и упёрся руками в стойку, разве что не заключив её в импровизированные объятия. «Подвязки Герцогини» он и сам смотрел не раз, а сцену с нападением разбойников считал лучшим образцом хореографии мастера Россильенти. Южанин, а ведь умел же…, — Но, знаешь, глядя на твоё лицо я чувствую, что едва ли и через десяток лет забуду хоть единую деталь.

А ещё походку, мягкость и тон кожи, непослушные густые волосы и… Рене глубоко вдохнул, унял внутренний сеанс бертильонажа. Она привлекательная женщина и нужно быть на редкость упёртым лицемером, чтобы отрицать желание Маршана изучить её. Видит Судья, только нечеловеческие усилия позволили инспектору на какое-то мгновение отбросить от себя похотливые мысли, взять две фиалы чернил с прилавка, да сделать шаг назад. Так резко даже телеги не тормозят — инспектор слишком явно ощутил желание расстегнуть пару верхних пуговиц:

— Commedia dell'arte, ужин, а после — либо завтрак, либо ужин любой последующий день на выбор. Ах два, и я купил четыре пузырька чернил. Ничего не забыл?

«Маршан, шаг назад. Красивая женщина, которая уже более получаса терпит твоё присутствие и не против продолжить общение. Отмена операции, это… А, торчащие соски Судьи, это восхитительно».

Рене поднял пузырьки на просвет и широко улыбнулся. Счастливый мальчишка, искренне наслаждающийся найденному на берегу кусочку цветного стекла. Или инспектор, радующийся своей догадке — ну точно, чернила были зольные.

— Полагаю, сейчас самое время поблагодарить тебя за заботу и удалиться, чтобы подготовиться к вечеру, — Маршан подошёл к стойке и с безразличным видом взял лежащие на ней листы с рецензией. Удивительно, как мало она сейчас его беспокоила, — Почти волнительно, выбирать свою первую маску. Хочется чего-то особенного, не из стандартного набора. Хотя, учитывая мой нос!

Рене звонко рассмеялся и повернулся к Чезаре:
— Думаю, мне подошла бы маска Орла. Или Ворона.

Она снова и снова смеялась, да и Рене не отставал. Короткий и подвешенный во времени миг, когда всё кажется… Вряд ли прям уж хорошим — авалонцы потопили лодки гранадцев, Церковь Судьи и Церковь Четырёх продолжают скалиться друг на друга, а на  грязных улочках валуарских городов — пусть даже Альфедене — продолжают грабить, убивать, насиловать и продавать поддельные мази для роста волос. Удивительное дело, но впервые за долгое время Маршан ощутил, что жизнь может быть если не лучше, то иначе. Маленькая мудрость, случайно подхваченная от лавочницы, с которой и знаком-то всего-ничего.

— Маска Ворона приносит непосредственно или носящий становится невольным вестником несчастий? В Лормонте многие бы сказали, что увидеть меня на пороге — это не к добру, — а мадемуазель Чезаре была не промах. Стоило ситуации хотя бы сделать попытку вернуться в равновесие, она с виртуозностью карнавального факира вновь раздувала пламя. И ведь знал Маршан, что убери от огня свой инспекторский лик — усы подпалишь, — Легенда? Соблазнительно. Но перед моими глазами с десяток поводов кусать свои локти до конца дней, если я на эту встречу не явлюсь.

Нежная и мягкая кожа, звонкий игривый голосок тёплое дыхание, мгновенно покрывающее его шею мурашками — разные обыски случались у Рене, но чтобы такие!.. Подобного он не припоминал. И поспешил отвернуться к стойке, чтобы не выдать, насколько хорошо он помнит случившийся только что.

— Кстати, если закрыть глаза, этих поводов становится два десятка.

«Поигрались и хватит, Маршан. Соберись уже!»

Рене задумчиво коснулся еще хоть сколько-то уцелевших листов рецензии. Этот вылитый чернилами крик души, конечно, было бесконечно жалко, но уже сейчас у инспектора вырисовывалась история куда как интереснее. Можно было бы сказать, что он влюбился, будто мальчишка, да вот только куда там! Этими глупостями Маршан больше не занимался. Но с немалой радостью бы углубился в расследование их взаимных симпатий. На мгновение замерев, он устало выдохнул. Так — или примерно так — теряют человечность. Сначала считаешь зазорным  влюбиться в южновалуарскую девчонку, а завтра в овсянку кусочек сливочного масла добавить отказываешься.

— Погреться под крылышком у хищника? О, мадемуазель Чезаре, в опасные игры играешься. В мире хищников же как принято: есть они, а есть добыча. А коготки у меня ловкие.

Широкая улыбка всё играла на губах Маршана, глаза озорно сверкали, но в мыслях тот последними словами покрывал свою собственную мнительность, похотливость и непрофессионализм. И если уже упомянутая похотливость в инспекторском деле не мешала, а кому-то и помогала, то в области театральной критики была совершенно губительна. И пусть они оба уже выяснили свои некоторые проблемы с беспристрастностью, в некотором роде Рене собственное настроение приземлить всё же смог. Не в той степени, чтобы день считался испорченным, но в достаточной, чтобы никто не обвинил его в сокрытии констебльской дубинки в штанах. До вечера ещё как-то нужно дожить, а сам он способен и на более изящные комплименты. Вот, и Чезаре сказала, что язык «подвешен что надо». А ведь она не видела всего!

«Так, теперь я действительно хочу на карнавал. Платье на ней будет смотреться великолепно, факт. Но вот насколько именно — это уже вопрос».

Когда — выражаясь по-моряцки — «натяг паруса был ослаблен и судно встало на круизный темп хода», Рене повернулся к Чезаре и снова приблизился. Никакой угрозы и настойчивости, лишь аккуратная декларация намерений — он, конечно, валуарец, но ровно в той степени, чтобы у женщины оставалось некоторое пространство для отказа от слишком настойчивых ухаживаний.

— Опытный хищник никогда не покажет первым клыков, —  с величайшей деликатностью,  будто обнимая широкими ладонями птенца, Рене коснулся пальцами чистой руки подбородка Чезаре и чуть приподнял её лицо. Взгляды снова пересеклись. Слишком прямо, чтобы в такие «гляделки» было возможно по-настоящему долго играть. Без труда дотянувшись большим пальцем, инспектор коснулся её мягких губ, — Не спикировал ли орёл к ожидавшему его охотнику?

Поблагодарить за любезный приём, фривольно поклониться и попрощаться до вечера. Это было бы самым мудрым решением в этой щекотливой ситуации, рисковавшей сорваться в неуправляемое пике. К несчастью — или счастью? — Рене Маршан был не настолько мудр. Опыт подсказывал, что результаты всех этих настойчивых заигрываний нередко ходят под ручку с болью. Последняя притом любит прилично задержаться, чтобы засадить в сердце посильнее, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Кто-то однажды сравнил жизнь с ресторацией, где тебе непременно принесут счёт. Рене оставалось мысленно радоваться, что в этом случае у него есть шансы на приличную кредитную линию. И, видит Судья, последние несколько месяцев он прилично сэкономил.

Пикантность ситуации начала резко набирать обороты, когда колокольчик на двери отсигналил о прибытии нового гостя. Рене с ловкостью лесной кошки отскочил от Чезаре, а та будто по волшебству вновь приняла в высшей степени благочестивый облик. Чем немало удивила инспектора! Вот уж точно кто должен разбираться в театре. Подобное преображение было выполнено безукоризненно, а ведь он ещё в Лормонтском управлении таких сцен насмотрелся, что хоть сейчас пьесу ставь.

— Доброго дня, месье, — очевидно, что сейчас Рене имел мало общего с инспектором, что давало чудесную возможность понаблюдать за альфиденскими коллегами в естественной среде. Внешне — чудесно, даже мундир на все пуговицы застёгнут. Борода сбрита, усы по столичной моде, а на поясе висит дубина. В силу возраста, Рене дал бы парню третий или второй ранг. Констебли, приближающиеся по своей должности к инспекторскому экзамену, обычно всячески старались подчеркнуть свою привилегированность и быть при шпаге.

«За мальчонку плюс, за наблюдательность — минус, но карандашиком. Очевидно, что в лавке что-то произошло, а он и не подумал первым делом справиться. Будь я в самом деле злоумышленником, угрожающим Чезаре…»

Маршан отошёл чуть подальше, чтобы не мешать работать. Удивительно, но за чернилами она в этот раз отправилась не по лестнице вверх, а под прилавок. Почему? Пока загадка. Но Рене нравилось думать, что Чезаре питала к нему невысказанную симпатию и давала действительно качественный товар — для местного управления сойдут и разбавленные. Но учитывая тот факт, что ему было предложено лично придержать лестницу под женщиной в юбке… Пока Чезаре реализовывала коммерческую деятельность по всем валуарским правилам, инспектор носился по собственному сознанию, распихивая по воображаемым папкам новую информацию. «Дело уже к обеду не просто идёт, а летит», «надо заглянуть в управление», «интересно, какими духами она пользуется и пользуется ли». Словом, на полную катушку реализовывал своё право просто стоять, да глазами по сторонам стрелять. Скорее из привычки, чем действительно для дела — Рене был на отдыхе и единственное дело, которое он готов был расследовать, действительно ли на юге так страстны устрицы под сливочно-чесночным соусом.

И тут акт сорвался в сторону кульминации.

Констебль схватил за руку Чезаре. Рене напрягся, но остался недвижим. Ей в Альфедене ещё жить, а он явление временное — не нужно играться в рыцаря там, где после твоего ухода оставят выжженную землю. Она попыталась вырваться, а свет местного сыска стал только настойчивее. Вежливая просьба была проигнорирована. Трижды у констебля была возможность отступить, трижды он решил, что в этой пляске бубенцы у него сильнее прочих звучат. Маршан ловил каждое слово их диалога, пытаясь хотя бы как-то наскрести причину такого поведения. Чезаре танцовщица? Здорово объясняет её гибкое и тренированное тело. Тридцать семь денье, перья тут действительно дешёвые — нужно не забыть, такими знаниями стоит дорожить. Но куда больше Рене сказало выражение её лица. Не просто паника, настоящий ужас. Всего несколько раз ему случилось засвидетельствовать подобное. Притом один из них почти что два года назад в зеркале.

— Месье, у вас навоз в ушах? Мадемуазель больно, — Рене с невозмутимым видом сделал шаг вперёд, — У вас достаточно перьев, чтобы украсить свою задницу к вечеру. Будьте любезны извиниться и…

— Не помню, чтобы говорил с вами, месье, — констебль так и не разжал своей хватки, лишь медленно перевёл взгляд на Маршана и опустил свою руку на рукоять дубины. Кажется, он только сейчас вообще обратил внимание на пятна чернил, — Вот сейчас я закончу с дорогой Чезаре и мы обсудим ваши вопросы в участке.

Рене улыбнулся с нежностью волка, забравшегося на пир в овчарне. Типичная ошибка новичка, всем своим видом демонстрировать власть, не разобравшись в ситуации. Служба в валуарской полиции, как декларировал устав, дана вместе с законами, бюрократией и послаблениями для дворян Судьёй. А умница Судья любила Рене куда сильнее, чем этого провинциального законника.

Устраивать потасовку в чужой лавке было незачем, да и нечем — все средства агрессивного нанесения справедливости инспектор оставил в своих комнатах. Но было во всём этом балагане что-то, что решительно мешало Маршану развести ситуацию с миром. Во-первых, этот мерзавец решил, будто у него есть право сделать Чезаре больно. Зря, Рене уже застолбил эту возможность за собой, по взаимному согласию. Во-вторых, констебль вёл себя дерзко, вольготно, а потому несносно. Это Валуар, а не Айзен. Притом западно-южный, здесь за кривой взгляд можно поймать если не стилет меж ребёр, то точно приглашение поговорить в узком переулке. И при таких нравах совершенно игнорировать присутствие Рене Маршана при своих грубых приставаниях?! Нет, констебль не нарывался. Всего-то оформил подписку на поцелуи с мостовой.

С тихим «чпок!» пробка вылетела из чернильницы. Совершенно незначительное событие, начисто проигравшее последующему воплю:

— Ты что творишь, собака?!, — констебль мигом отпустил Чезаре и отскочил назад, неаккуратно размазывая по лицу плеснутые чернила, — Всё, сын шлюхи, доигрался!

— А я уж боялся, что не узнаешь! Всё верно, Рене Маршан, специальный инспектор  валуарской полиции.
Маршан неспешно вышел из-за стойки, когда его новый знакомый срывал с пояса дубину. Наверное, зря он в такой манере поделился с драгоценной Чезаре своими семейными подробностями, но и им не под венец идти завтра. А назад уже не развернуть, инспектор требовал крови. Несмотря на весь лоск Лормонтского училища путей Судьи, Рене в первую очередь был чистокровным валуарцем. И как любой валуарец, драться он умел, любил, а значит будет.

«Так, тихонечко…»

Констебль был выше Рене. И явно сильнее, если бы им пришлось таскать мешки с навозом. Нестрашно, инспектору нужно только с одним разобраться. Замах сверху сразу выдал любителя гонять свинопасов, да знатного вояку со скукой. Да и, если подумать, какие ещё в Альфедене могут случиться злодеяния? С бельевой веревки панталоны умыкнут? Это никуда не годится. Эх, молодая поросль, учитесь, пока столичные мэтры живы. От удара даже не потребовалось толком уворачиваться, всего-то сдвинуться чуть вправо. Ему не пришлась по нраву чуть картавая речь, но и Маршан уже много лет как освоил несколько броских фраз на языке насилия. Выведя из равновесия констебля ударом в область колена, Рене схватил того за волосы и с размаху ударил лицом мерзавца о стойку. Не очень удачно — инспектор хотел приземлить носом аккурат в след от дубины.

«Лормонтская школа, щенок».

Истинно учат в академиях, любовь к закону превыше страсти к любой женщине. Рене двигался так, будто только и ждал этого весь день. Да что там день, неделю! С презрением отшвырнув выбитые зубы носом сапога, он присел на одно колено перед обмякшим телом. Наручные кандалы нашлись там, где и положено — задняя сторона служебного пояса. Первый браслет сомкнулся на запястье:

— Имя неизвестно — временное имя подозреваемого месье Дюранд. Месье Дюранд, вы обвиняетесь в порче частного имущества, изращенских наклонностях и в нападении на специального инспектора столичного управления Валуара, — второй браслет сомкнулся, пусть и с трудом, на лодыжке. Если местная служба не научила, Маршан с радостью окажет ему честь, — Мадемуазель Чезаре, я отправляюсь в местное управление для помещения подозреваемого под стражу. Хотите добавить что-то к обвинению?

Рене поднялся и протащил за цепь кандалов тушу ко входу. Тяжёлый, собака. Ну да ничего, с такой ношей мигом объявится с десяток констеблей, готовых помочь. Немного повременив, Маршан достал эмалированный жетон специального инспектора и приладил его на груди. Ну вот, теперь почти официально. В самых дверях он обернулся на один миг:

— Думаю, я задержусь. Где мне найти тебя?

Отредактировано Cata (05.09.24 21:20)

Рене аккуратно положил пальцы на грани своего инспекторского жетона и ловко крутанул тот. Если бы Маршан играл в воображаемую «бутылочку», то целовать ему восточную стену, но над своей единственной регалией он издевался исключительно из желания чем-то занять руки во время размышлений. А подумать было о чём. Например, о том, что теперь местное управление в курсе присутствия в Альфедене специального инспектора. Теперь городок придёт в движение: горожане будут судачить, что средний констебль, оказывается, гибок, как шиярская куртизанка, а капитан полиции сметёт всё дерьмо города под ковёр. Относительно разного рода злодеев Маршан пока ещё подумать не успел, но справедливо рассудил, что страшнейшее преступление в Альфедене — при подаче плюнуть в разбавленный эль.

«Интересно, очень интересно», — подумал Рене, почёсывая щетину. Ладно, интересного тут было мало. Примерно как в игриво выглянувшей щиколотки кокетки. Анатомически никакого открытия тут быть не может, но вот открывающийся потенциал здорово бодрит и душу, и в нужных местах тело. Примерно так же было и с Альфеденой. Казалось бы, обычная валуарская дыра. Но если повезёт, то в неё ещё и нагадили!

Благодаря умнице-Чезаре Рене не нужно было беспокоиться об обеде, ей хватило прозорливости отправить весьма впечатляющие угощения прямо в участок. Капитана было почти жалко — пользуясь своей столичной привилегией быть мразью практически в любой ситуации, Маршан отобедал прямо в кабинете месье Кайе, который и был здесь шефом. Относительно судьбы и справедливости постигшей констебля кары — его имя, кстати, Рене и не подумал узнать — разобрались быстро, оставались совсем мелкие вопросы. Например, чего это мундиры цепляются к обычной лавочнице.

— Так, ладно, работаем, — инспектор честно держался. Как будто из последних сил, но держался. Но всё же старые привычки взяли своё. У него оставалось ещё порядка пары часов до встречи и он поспешил вытащить на стол карту города, карандаш и записную книжку. Основные места, заметные персоналии, скидки на копчёные сосиски — беспорядочным потоком Рене изливал на бумагу все те знания об Альфедене, которые успел приобрести. Не слишком много, но достаточно, чтобы начать строить свою персональную модель происходящего в городе. Через какой-то час обстановка была для него понятна, оставалось лишь описать для себя Чезаре и капитана Кайе. Со вторым вышло быстро. В прошлом военный, есть ранение бедра, роскошные и густые усы с редкой проседью, судя по всему несколько лет уже не принимает участия в оперативной работе, предпочитая административную. Акцент — южно-валуарский, характер — общеимперски-сучий. Конечно, в кабинете он был вежлив, как метрдотель в эльфийском борделе, но Маршан готов был месячное жалование поставить на то, что у капитана есть свои секреты.

Чезаре… Рене отложил карандаш и откинулся на стуле. О, ему было что о ней написать. Но личные симпатии быстро превратили бы эту попытку привести мысли в порядок в набор порнографических зарисовок. Не давая фантазии ни воли, ни возможности хоть пискнуть, инспектор вывел три записи и широко обвел две последние.
«Волосы глубоко тёмного цвета. Рост около шестидесяти трёх-четырёх дюймов, вес чуть более сотни фунтов, фигура женственная».

«Покидала город, до работы в лавке делала карьеру танцовщицы(?), вернулась в Альфедену недавно (???)».
«Капитан Кайе не знает Чезаре (ложь). С лавкой знаком, почти все работники участка покупают там канцелярские товары (?). Не знает причин отношения констебля (?), отрицает любую связь Чезаре с управлением Альфедены».
Рене аккуратно утрамбовал табак в трубку и чиркнул спичкой. Вряд ли прямо все в городе обязаны помнить Чезаре, но как минимум констебли каждый день шляются мимо её лавки. Не знать о ней — это всё равно что удивиться у себя наличию пупка. А месье Кайе, пусть и демонстрировал скверные манеры напополам со страстью к зубоскальству, по интеллектуальным способностям был похож на человека, который знает о существовании пупка. Или по крайней мере о нём догадывается. С одной стороны, удивлённо хлопающий глазами капитан: «А, какая-такая Чезаре». А с другой — констебль, который разве что слюной себе мундир не закапал, глядя на неё.

«Нет, погоди-ка, так это не работает».

Это Маршан там гарцевал павлином с едва сдерживаемой похотью. А неожиданный пришелец… Неужели угроза? Очень на неё похоже. Между ним и Чезаре будто происходил некий невидимый диалог, который Рене не мог подслушать. А это уже одно из двух: или в деле участвовала ментальная магия, или некоторая история, о сути которой инспектор пока не догадывается. Очевидно, что чары не при чём, так что и выбор невелик. Что-то тут предположения складывались криво и он хотел было покрутить ещё, но в дверь номера деликатно постучались, прежде чем отворить:

— Месье Маршан? Вы просили сообщить вам, как часы на ратуше отобьют семь часов, — кажется, её звали Луиза. Или Лиза? Хозяйская дочка, помогающая отцу с постоялым двором, не такая уж редкая история. Эту, впрочем, сейчас выделяло весьма впечатляющее своей отделкой платье глубокого зелёного с слишком смелым для северных регионов декольте. Верно, наверняка и она готовится к карнавалу, — Ваш костюм.

— Благодарю, мадемуазель, бросьте, докуда дотянетесь, — Рене медленно принялся собирать разбросанные всюду листки с записями, придающими его логову подозрительное сходство с колдовским капищем, — Это мой первый карнавал в Альфедене. Что-нибудь посоветуете?

— Не снимать маски, месье Маршан.

Рене успел вовремя в смысле техническом, но отвратительно опаздывал по меркам общечеловеческим — на площадь он явился ещё до восьми, но всюду уже сбивались в группы большие и малые люди в масках. Непосредственно у фонтана Чезаре не оказалось, поэтому инспектор отступил к ближайшим домам и занял наблюдательный пост на изгибе лестницы какого-то роскошного постоялого двора. Но совсем скоро пришлось отказаться от идеи высмотреть свою спутницу на вечер.

«И где же ты спряталась, ma chérie…»

С костюмом Рене подсобил хозяин гостиницы, арендовав старый наряд у приятеля. Старомодный образ хвастливого вояки, который ещё не разделился на северный и южный типаж. Инспектора он полностью устраивал, и дело даже не в на редкость лаконичной маске, удобной шляпе или роскошной вышивки на камзоле из дорогого сукна. Портной, не будучи дураком, снабдил костюм всеми необходимыми удобствами и атрибутами, соответствующими вздорному характеру маски. А Маршан и вовсе отполировал образ, заменив игрушечную шпагу на настоящую и спрятав кинжал на бедренном ремне. Альфедена, конечно, местечко милое и тихое. Именно в таких особенно громко верещат те, кто этой милостью и тишиной обманулся. Перетекающий в ночь вечер в окружении одних только масок, это было больше всего похоже на кошмар для инспектора. Но на что только не пойдёшь ради дела Судьи — в конце концов, осмотр он так и не завершил, как полагается.
С важным видом придерживая шпагу, Рене двинулся в самую гущу, рассыпаясь по пути ответными салютами от треуголки для месье и учтивыми поклонами для дам. Дневные размышления инспектор решил оставить на втором этаже приютившей его гостиницы, карнавал точно не был местом, куда стоит тащить свои домыслы. И уж точно таковым не было свидание с Чезаре. Может, позднее. Сейчас же нужно было её отыскать и проверить, так ли хороша была её танцевальная карьера. 
«Ой, заткнись, я и сам знаю», — распорядитель карнавала поднялся на сцену и в крайне витиеватых выражениях дал понять, что у Альфедены три сокровища: прекрасные женщины, карнавал и винокурня Ла Мирелле, любезно предоставившая напитки для сегодняшнего вечера. И, соответственно, не робейте, молодые да лихие, всеми тремя сокровищами насладитесь, маска всё стерпит. К самому концу речи заиграла тихая музыка с нарастающим темпом, что немало оживило публику.

Карнавал официально начался, а терпение Рене было близко к тому, чтобы иссякнуть. Преступники с особо извращённым сознанием, очаровательные женщины и второй носок — лидеры среди того, что не просто сложно найти, но и легко упустить.

«Рост, в первую очередь. У неё тонкая кость и она весьма стройна. Что ещё? Лёгкий шаг. Обратить внимание на парики, у неё густой волос», — Рене учтиво поклонился очередному Арлекину, который в силу фигуристости явно был женщиной, и влился в общий поток танцующих, —«Давай, Маршан, ты можешь лучше. Какой из тебя валуарец, если в толпе сходу самую красивую девчонку не найдёшь?»

Музыка ударила с новой силой, когда мимо глаз специального инспектора мелькнула алеющий отрез ткани, сложенный очаровательным узелком на предплечье. Слишком дерзкая деталь для женщины, выбравшей белое платье. Всего мгновение — пуф! — толпа вновь пришла в движение, шум и гам оглушили Рене, а повязанная алым ручка исчезла из поля зрения. Инспектор усмехнулся под маской и двинулся вперёд, читая движения остальных героев, нимф, сказочных зверей и прочих маскарадных личностей. Иногда замедляясь. Иногда отходя в сторону. Скрыться, выждать и установить наблюдение — инспектор был уверен, что узнал единственную интересующую его маску.

Кто ещё во всём городке додумается так элегантно и недвусмысленно повязать ткань там, где на нежной коже Чезаре должно быть притаились синяки?

Сначала Рене лишь предполагал, что это была она. Совсем скоро он сделался в этом уверен полностью. Потому что ремесло специального инспектора, пусть глупые и невежественные регулярно путают то с обыкновенной цивильной занятостью, занятие, полное фатализма и мистики. Несмотря на передовые методы валуарского сыска, как и десятилетия назад инспекторы с констеблями обязаны прислушиваться к своей интуции, чтобы почти наугад взять верный след. Или, например, скрыть под личиной той самой интуиции кропотливую работу.

С Рене всё было проще. Надёжно скрывшись за маской, он подарил поклон каждой дамочке, отвечающей его скромным вкусам, и по меньшей мере с тремя вступил в слишком краткий танец. После плясок в лавке всё это казалось пресным, если не сказать скучным. Пусть и с возможностью изучить подчёркиваемые нарядами девичьи прелести разных калибров. Но пока представление только начиналось и случайные пары возникали только для того, чтобы через минуту распасться.

— Ах, ну что за прелестный воитель! Расскажете о своих подвигах, мессир?, — женщина в алой полумаске Лисицы присела в слишком небрежном реверансе, — Верно ли говорят, что гранадские солдаты верны до самого утра?

— Вам ли не знать, милейшая — где у гранадца дело к вечеру идёт, там у валуарца только солнышко встаёт, — ввернул похабную шутку во время поклона Рене, снискав тихий — впрочем, ещё и фальшивый — смешок, да оживлённое трепыхание веера. Площадь осмотреть он успел едва-едва, а потому предпочитал двинуться чуть в стороне от общего потока, чтобы сравняться с девицей в белом платье. Но та всё не появлялась, вызывая у инспектора некоторую форму беспокойства. Слишком уж разные сценарии рисовало воображение.

Может, она так не дождалась Рене и решила отправиться домой. Представлением должно наслаждаться в компании и маршан считал себя весьма приличной. Или просто задержалась, присоединившись к кому-нибудь в танце. Были и совсем безумные теории: от неожиданных охотников насладиться женским теплом, даже не спросив питает ли она к ним взаимность, до просто какого-нибудь красавчика который слишком хорош, чтобы пройти мимо. Эти мысли как следует Рене перебрать не успел. Primo, они чересчур мрачны, чтобы без лишнего повода вот так резко портить себе настроение. Видит Судья, оно, итак, сегодня подверглось множеству испытаний. Secundo, его персональный мир накрыло темнотой и… и всё стало хорошо. Наверное, так — или почти так — как оно и должно быть.

Рене медленно выдохнул. Отсчитал три такта сердца. И улыбнулся под маской — ну конечно же это была она, Чезаре. И снова такой драматически-театральной близости от «‎Подвязок герцогини»‎, что можно счесть почти возмутительным. События commedia dell'arte только начинали набирать обороты, но как минимум для одного инспектора красавица в белой маске похитила всё внимание. Было почти бесстыдством с такой лёгкостью превратить украшенную городскую площадь в свою личную сцену.

— Судить ли мне чужие души, я не смею прикрыть спины, — Рене мягко коснулся маленьких ладошек и опустил их ниже. Красная повязка, приятно когда догадки оказываются верны. Освободив глаза, инспектор медленно повернулся к Чезаре, — Коль друг недруга стал хуже, а  враг не покидает мои сны.

Если Рене был одет в прекрасные и утончённые одежды, то в случае с его подругой платье было призвано лишь подчеркнуть её природные достоинства. Не углубляясь в их перечисления, достаточно будет сказать, что сейчас Маршан бы все оперетты Лормонта без сожаления променял на мгновение, когда встретился взглядом со смеющимися золотистыми глазами и ехидствующей улыбкой. Откинув полу камзола, Рене присел и с глухим стуком легонько ударился маской о костяшки Чезаре, будто имитируя старый-добрый и до ужаса пошлы поцелуй в руку, пусть и с маскарадно-комедийным элементом:

— Вот незадача, милая Чезаре. Ты просила найти тебя, а из нас двоих потерянным оказался я!

И снова она обошла его — этих строчек Маршан знал. Да и не было в том нужды, они наконец снова встретились и, как знать, будь обстоятельства их встречи более личными, слова могли не понадобиться вовсе. Но карнавал-маскарад был не просто потехой для любителей щеголять в недешёвых костюмах и хвастаться, чья маска краше. Рене и правда слабо разбирался в  commedia dell'arte, но даже он знал, что импровизация была важнейшей частью представления, когда сюжет, сценарий и даже сами главные герои в итоге могли оказаться не тем, чем планировалось изначально. И у каждого надевшего маску была своя роль. Пусть даже и стороннего зеваки. Но это, впрочем, редкость. Пока на сцене разворачивается представление, в толпе ставят совсем другие собственные спектакли.

— Мне понравилось. Особенно про бурелом обманчивых снов. Откуда это?, — маска, помимо всех прочих удобств, здорово позволяла играться в дурачка. Конечно, Маршан и девицу в костюме нимфы заметил, и поспешность, с которой та скрылась в толпе. В Чезаре, пусть та всё старалась напустить на себя вид кроткой невинности, всё же билось с неистовством то особое пламя. Авалон, Быстрица, Айзен? Даже не смешно. Гранада? Близко, в них тоже есть огонёк, но рядом с валуарскими девицам — всё равно что спичка в сравнении с кострищем. Словом, даже сравнивать смешно, особенно если говорить о южанках. Блондинку было ужасно жалко, но редко когда с такой нежностью потрогают мужское эго за нежные места. Потому Рене был не против и хорошо, что вообще под маской. Сам он ничуть не сомневался, что сейчас его рожа сияет, как медный денье.

— О, не стоит благодарностей, прекрасная незнакомка — вы нашли меня среди тысячи, а у меня по странному стечению обстоятельств страсть к геройству, — с тихим смешком Рене следовал за Чезаре в направлении сцены, — Надеюсь, лавка не сильно пострадала. А за меня не волнуйся, мы имели с капитаном чудесную дискуссию относительно разницы подхода столицы и провинции к юридическим нормам.

Пара вопросов относительно посещения участка ещё оставалась, но инспектору не хотелось в них углубляться. В конце концов, он на отдыхе и проводит время в очаровательной компании. А кто, где и как конкретно неправ выяснить можно всегда позже — сейчас-то чего об этом думать? Но Маршан задумался и был закономерно наказан, когда Чезаре неожиданно решила остановиться и он налетел на неё. Кажется, столкновения стали уже для них некоторой формой то ли традиции, то ли подготовки к особо тяжёлым формам флирта.

Рене выбросил вперёд руку, чтобы хоть как удержать равновесие, но со стороны могло показаться, что он прикрыл свою спутницу полуплащом, обнял за плечи и решительнейшим образом притянул к себе. Дерзко и симпатично, пусть несколько неловко. А вот кто ловко сработал, так это рефлексы инспектора. Прижав Чезаре сильнее к себе, он положил свою ладонь поверх её, венчающей эфес шпаги:

— Театр — это искусство лжи, где притворство только портит сцену. Шпага настоящая, — Маршан медленно поднял взгляд над макушкой Чезаре. Слуги-дзанни в простых костюмах уже вовсю сновали по сцене и обменивались сплетнями о своих хозяевах. Если пытаться угадывать сюжет, кажется речь шла о двух влюблённых из кланов с очень разным взглядом на политику своего городка, — Кажется, представление началось.

В обычно театре зрители давно бы поспешили занять свои места и тихонько наблюдать за действом, чтобы не мешать актёрам. Здесь же те, кто был заинтересован сюжетом, наблюдали за сценой кто откуда. Более того, подкидывали «‎слугам» новые слухи про их господ, чем вызывали очередной виток бурного обсуждения прямо со сцены. И это, чёрт возьми, выглядело впечатляюще! Даже для Рене Маршана, который никогда себя не мнил каким-то особым любителем порядка.

— Если тебя больше заинтересовала шпага, — инспектор наклонился к самому уху Чезаре и прошептал, — Мы всегда можем вернуться ко второму акту.

Видимо, в этом и было главное отличие северных театральных традиций. Там, в далёкой столице, как бы не увлекала игра артистов, персонажи и их истории оставались за театральными дверьми. Здесь же каждая маска оживала и за какую-то ночь стремилась прожить свою самостоятельную жизнь, в которой и исполнители оставались лишь свидетелями. Рене Маршан, будучи инспектором самых честных правил, никогда не позволил бы девчонке, с которой он знаком всего-ничего, трогать его шпагу. Наградную, на секундочку, сам комиссар на речь не поскупился. А вот хвастливый гренадец с радостью угостит сталью и со стороны острия, и навершие случайно встреченной милашке погладить позволит.

«А ведь и правда, будто мы знакомы уже сотню лет…»

Наверное, так оно и было! В другом месте, в другом времени наверняка не раз встречались другой Рене и другая Чезаре, чтобы хоть ненадолго насладиться взаимной симпатией в тепле летней валуарской ночи. Было несколько обидно считать, что всё так шаблонно, но Маршан не отказывал им в праве удивить друг друга, вон, где-то же прятала этот огонёк Чезаре, стоя за стойкой своей лавки? В конце концов, они живут в обществе. А в нём — как и столице — «все врут, как дышат», да носят маски. Инспектору стоило бы ощутить, как он становится жертвой двойной ловушки: раз уж они на маскараде, то и масок у каждого по меньшей мере две. Но кто будет строить теории где и как конкретно его обманывает юная красавица, которая так нежно запустила тонкие пальцы в его волосы?

Чезаре продолжала совершенно бесстыдно заигрывать, а улыбка Маршана растянулась до такой степени, что того и гляди, кончики губ у ушей вылезут. Каждое её слово сопровождалось его выдохом тяжёлого дыхания, будто мальца, ожидающего появления на высоком балконе возлюбленной. Или похотливого животного, здесь уж кто какую пьесу любит. Но видит Судья, Рене ничуть себя не стыдился — ещё в лавке у южанки была возможность и манеры его опробовать, и почти ощутимо оценить, насколько нравится инспектору. И можно сколько угодно спекулировать о взаимности, но и под её белой маской лисицы не то чтобы сиял застенчивый румянец.

На какое-то мгновение время будто замерло. Слуги продолжали крутиться на сцене и даже падать в толпу, изображая неумелые акробатические фокусы, музыканты резко изменили стиль фоновой мелодии по прибытию «герцога», а карнавал масок живо вовлекался в представление. Но глаза Рене были прикованы только к Чезаре. К сверкающему золоту глаз в прорезях маски, к изящным плечиком, хрупкому изгибу ключиц, вздымающейся от дыхания груди…

— Ну, чертовка, держись!, — инспектор со смехом поправил треуголку и буквально одним движением небрежно проверил, что шпага действительно вошла в ножны по гарду, — Увидите, труд меня не пугает — дело мастера боится!
Застывшее время рвануло вперёд и маски вновь закружили вокруг. Чезаре в совершенно валуарской манере наслаждалась праздником с такой прытью и страстностью, что всего через несколько мгновений в грудь Рене была направлена шпага, а Лисица хихикала ему в плечо, подрагивая всем телом. Шпага была аккурат под театральный реквизит — кажется, несколько слоёв бумаги, промазанных смолой. Такой и сильно ударить не выйдет, если даже воздух не переломит пополам во время взмаха. Но и Маршан видел однажды, как затупленной деревянной шпагой фехтовальщик двоих отправил в лазарет, а ещё парочку в лучший из миров.

«Да-да, Маршан, самое время заставить его целовать мостовую и визжать что-то про нападение на инспектора. Развлекайся уже»

Первая мысль — отшутиться, да это всё равно что сдаться. А кто же станет пасовать под взглядом очаровательной женщины? Можно, конечно, с возмущением обнажить шпагу. Самый простой способ продемонстрировать, какой ты мужик. А ещё невежда и идиот, умудрившийся испортить вечер весьма ощутимой толпе. Ну, части из них, это уже детали. Но не успел Рене открыть рот, как со стороны сцены мощным басом раздалось:

— Покуда жена моя в молитвах и на конюшне тёмному люду миссионерскую миссию несёт, что вижу я?, — мужчина в нелепом парике, расшитом золотом костюме и с солидным пузом, изображающий Герцога, указывал прямо на Рене пальцем, трясущимся, как сарделька, — Кто в садах моих визжит, как клубок кошек?

— Мессир, то резвится голытьба!, — вскинул обе руки к груди Слуга, стоящий на сцене.

— Мессир, то девка и два бранящихся юнца! Но милые бранятся — только тешатся, этих в лоно Судьи уже не вернуть, — запрыгнул на борт фонтана Слуга из толпы. Немного подумав, он вызвал смех толпы добавив — Если бы кого из них лоно вообще волновало хоть чуть.

— Да посмотрите, люди, тут ясно всё, и полный набор, — третий Слуга возник рядом и высоко поднял фонарь, — Вот с хитрой оборотницей Шпион, а на бой его призывает Королевский Мушкетёр!

Свист при упоминании маски Рене и восторженные возгласы при упоминании верного слуги короля, всё, как и положено. К комедии масок Альфедены вопросов не было — пусть и оставалось несколько претензий — а публика и вовсе умницы. Сейчас внимание всех вокруг было сосредоточено вокруг их маленькой сценки, на которую с ловкостью распорядителя бала так неаккуратно Герцог привлёк зрителей. В commedia dell'arte Маршан разбирался не больше, чем детектив Мряк в проведении обыска с особым пристрастием. Показаться дураком перед Чезаре он не боялся, она его с заляпанными чернилами штанами видела. А вот проявить малодушие и отступить, потупив глазки…

— Да, всё верно, я гранадец, и того не стыжусь!, — Рене постарался изобразить гранадский акцент, что с его свистящей и картавой столичной речью само по себе рождало на редкость забавный коктейль, — И раз уж пойман, то с валуарцем в драке с лёгкостью сойдусь!

Раз уж он так и не снял маски, сдавшись обстоятельствам, тут только играть. Отстранившись от Чезаре, Рене на мгновение мягко сжал ей ладошку, мол, скоро вернусь. Вскинув руки и подбросив вверх висящий на плечах полуплащ, он широкими размеренными шагами описал полукруг, встав аккурат так, чтобы их пара с мушкетером особенно выгодно смотрелась и со стороны сцены, и в направлении от неё. Он не был артистом, однако тысячи раз видел театральные подмостки. И нужно быть идиотом, чтобы хоть чуточку не разобраться, как творится магия представления.

А Рене Маршан, несмотря на некоторые тревожные звоночки, идиотом себя считать отказывался.

Соображать нужно было быстро. Внимание утекло со сцены в толпу, значит сюжет переместился на поле импровизации, по крайней мере на время. Может даже от того, что мушкетёр так дерзко и ловко решил поразмахивать своей игрушечной шпажкой? Судя по всему, сам сценарий был в высшей степени комедийным, а потому позволял себе любой фарс. Желательно на валуарский манер, толпа это всегда любит. Ровно как хорошее вино, красивых женщин…

«Меряться членами. Боги, я и правда в этом участвую», — неожиданно Маршана осенило, почему Чезаре чуть не утонула в хохоте. Жирностью его намёков можно колёса смазывать, а Мушкетёр сунулся на поле, которого не знал. И был закономерно осмеян — его шпага, на правах бутафорской, была в лучшем случае по длине в две трети боевой. Но ему досталась роль Шпиона.

— Я ваш, сеньор, порыв способен оценить! Но что это, размер совсем уж детский, — Шпион легонько щёлкнул по острию шпаги Мушкетёра и вызвал волну возмущённых вздохов, — Это мальчиков корона шлёт на мужскую работу или в валуарской ручке больше не поместится?

— Вашей шпаги, месье, пока не видать вовсе! Но если рукоять у вашей сеньориты в сумочке, а вас оставили с одним клинком, я всё пойму.

— А я нахальства не прощу! Узрите же, мерзавец, крепкую как скалы Узкого моря…

— Крепкую как скалы Узкого моря!, — повторил Слуга из толпы, подняв фонарь ещё выше.

— … жаркую, как страсти на корриде…

— Жаркую, как страсти на корриде!, — прокричал Слуга у фонтана и подпрыгнул, кувыркнувшись в воздухе.

— … истинную честь гранадца!

— Истинную честь гранадца!, — со сцены вторил Слуга и публике, и своему Герцогу. Вскинув кулаки к глазам и притворно протерев их, он добавил, — Если, мессир, вы её разглядите.

Площадь заполонили сначала неровные смешки, постепенно переходящие в единую волну хохота по мере того, как шутка доходила даже до самых нечутких любителей театра. Рене с победным видом поднимал над головой не вынутую из ножен дагу, что по своей длине была хорошо если в два раза короче шпаги Королевского Мушкетёра.

«Так, ну танцевать можно, движения знаем», — колкость Рене была встречена радостным гомоном, а уже через мгновение всё внимание площади было сосредоточено на очередном объявленном акте. Или — скорее — на предложении смочить душу дешёвым вином местных курилен. Маска инспектора успела побывать Капитаном, была не слишком любезна окрещена Шпионом, а теперь и вовсе Слугой короны. Это действительно могло сбить с толку, если не ловить настроение публики и не следить чудно за ходом самой… Пьесы? Карнавала? Такие представления месье Маршану были в новинку, но — кажется — общую суть он уловил. Любой сюжетный поворот возможен, если не ломает истории. А стать рассказчиком дозволено каждому, кому хватит смелости ловкости языка. Своими Рене не хвалился, но и на правах честного валуарца себя худее других не считал.

— Ну надо же, говорят слуга сразу двух корон, а нынче, как я погляжу, снова один, — Маршан уже закреплял дагу на её законном месте, как вдруг ему буквально в лицо сунули бокал вина. Блондинка, возмутительно дерзкое изумрудное платье, рост около 67 дюймов, может самую каплю больше, недурная фигура, да худовата… Словом, Рене и при первой попытке знакомства запомнил её в череде деталей и визуальных замеров. Притом умелом, не хуже, чем у иного портного или гробовщика. Но вот чего он не ожидал, так это того, что ей достанет нахальства снова к подойти после весьма красноречиво молчаливого неудовольствия Чезаре, — Ты далеко от дома, инспектор. И сразу же в центре действа!

— Вы меня знаете, — Рене вино взял, но отпить не спешил. Учитывая слова незнакомки, драматичность сцены существенно возросла. Правда, как обычно, была существенно скучнее — как он с маской пить будет?

— Твоё имя связано с рядом скандальных приговоров, недурная работа.

— Это вы ещё плоды стараний моего цирюльника не видели, однако ему вина не носят, — маска блондинки носила скорее декоративную функцию, она и не скрыть спрятать лицо. Впрочем, весь её образ был настоящим памятником открытости в очень многих смыслах, — Простите, тут похолодало или вас просто возбуждают смертельные приговоры?

— Тебе не к лицу прятать неуверенность за колкостями, — ни смущения, ни хотя бы нотки возмущения. Ох, уж эти Альфеденские непуганные женщины. На вкус Рене она была декорацией, вот на манер той арки, возвышающейся на подмостках сразу после объявления бала. Там, где Рене Маршан был облачён в синий мундир, будто броню, подобная встреча бы живо заинтересовала его. Но, увы, блондинка сегодня явно не ходила в любимчиках у госпожи Удачи. Во-первых, ещё в Лормонте специальный инспектор наслушался зловещих посланий, загадочных разговоров от невесть откуда взявшихся красоток, а письменные угрозы считал за форму извращённого признания в любви. Во-вторых, на это представление он пришёл с другой женщиной. С ней же и собирался уйти. Что же до этой невнятной нимфы…

— Мне много что не к лицу, потому я ношу маску, — Рене предложил ей локоть, та его охотно обвила, — Только вы ошиблись трижды. Побывал ли я сегодня славным гранадским воякой? О да! Снискал репутацию шпиона? Несомненно. Слуга короны? Если верить молве, сразу двух. Но ни слова об инспекторе.

Она медлила с ответом, а Рене взглядом изучал толпу, стремясь найти Чезаре. Он ведь всего на мгновение отвернулся, но уже успел потерять её из виду. Но тут толпа вновь пришла в движение. Видать, все участники карнавала уже вкусили дармового вина, подняли настроение до требуемого уровня и готовы к продолжению. Так и было — с разных сторон принялись перекрикиваться Слуги, а вокруг фонтана образовалась пустая площадка с двумя девицами в белых платьях. Удивительно похожие, но Маршан сразу в одной из них признал Чезаре. Неудивительно, что в толпе не так-то просто было её отыскать — она сменила маску. Склонив голову набок, Рене наблюдал за разворачивающимся действом, Если он не хочет выбыть в зрители, следует внимательно следить за ходом истории. Конечно, дожидаться с бокалом вина где-то на краю площади, пока Чезаре натанцуется, было соблазнительно. Но его и самого захватил карнавал.

— Инспектор, послушай, нам нужно поговорить…, — блондинка-нимфа предприняла очередную попытку, но Рене даже утруждать себя ответом не стал. Она, конечно, старательная умница и действительно пыталась, но совершила драматичную в своей фатальности ошибку. «Нам» не нужно поговорить, поговорить нужно «ей». А вот это уже не проблема специального инспектора Лормонтского управления полиции Валуара. Приобняв незнакомку, Рене изящно крутанул ту вокруг себя и прямо в объятия мушкетера, который и уставился на неожиданно свалившееся счастье:

— Друг мой, коль скоро служим мы одной короне, то всё равно что братья — не сочтите за труд последить за красавицей, взывают ко мне заботы!

— Мой друг, я ваш порыв способен оценить — наследились сами, не жадничаете другим предложить!, — Рене лишь шутовски поклонился и поспешил скрыться в толпе. И от настырной девчонки избавится, и точку для обзора выберет поинтереснее.

Маршан выбрался в первые ряды в самый момент, когда танец уже как следует разошёлся. Оборотница стала полноценной участницей сцены и, если прислушаться к стоящему гвалту, явно не на последних ролях. Закинув большие пальцы за пояс, бывший Шпион во все глаза следил за танцем. Подобные пляски он видел нечасто, но кое-что понимал. С немалым удовольствием Рене отметил, что своей напарнице Чезаре ничуть не уступает, а кое в чем даже превосходит. Притом, даже если опустить личные симпатии отдельно взятого инспектора. И до чего же удачно было её платье! В этом гармоничном кружении, перемежающимся стремительными па, юбка то и дело взмывала, лишь подчёркивая изящные икры и дразня редким силуэтом бёдер. Если все эти поэты что-то понимают и красота действительно в глазах смотрящего, сейчас Рене Маршану было красивее всех во всей Альфедене, если на целом материке.

«Что это? Кровь?, — в очередной раз в полупрозрачном слое юбки мелькнуло бедро, но в этот раз взгляд Рене приметил небольшое алое пятно. В том, что это кровь, сомнений практически не было. Куда важнее были обстоятельства её появления. И Маршан не мог поручиться, что Чезаре не изранила бедро ещё до их встречи в лавке. В конце концов, осмотр был существенно менее щепетильный, чем того требовала процедура, при мыслях о которой Рене почувствовал, как твердеет его намерение поскорее спасти южанку от пляски. С такими-то движениями и раной! Но девицы бросились в разные стороны, а паяцы вновь к нему взывали. Увы, он опоздал.

Возможно в ту самую секунду, когда решил, что перепалка с Мушкетером важнее этого свидания.

— О, господа и дамы, мадам и месье, не извольте сомневаться — со злодейками я первый борец!, — вскинув руки, Рене прошел к сцене, на которую не медля ловко забрался, — И вас не оставит Слуга короны!

Кормилица отошла к краю сцены, на неё же вновь вернулся Герцог, дыхание которого явственно свидетельствовало о разборчивости в ролях и неразборчивости в вине — плоды трудов винокуров Ла Мирелле были в лучшем случае приемлемыми. Рене обернулся к толпе. Глухая маска и надвинутая на лоб треуголка не только создавали нужный эффект, но и здорово помогала самому инспектору. Теперь он мог без стыда наблюдать за всей площадью, а никто и доподлинно не может знать за кем конкретно. Походка давалась Чезаре лучше, чем последние мгновения танца. Рене с огромным трудом подавил желание сорвать маску, окончить спектакль и увести южанку подальше. Естественная реакция идиота, который машет своей добродетельностью и заботливостью что дед Жермен своим шедевром пушечного двора. Маршан идиотом не был, да и стихов для размахивания шпагой не заготовил. Но он помнил с какой страстностью отзывалась о карнавале Чезаре. И едва ли можно в моменте найти оскорбление сильнее, чем порвать иллюзию представления. Тем более из соображений, как сказали бы мудрые констебли Лормонта, видавшие и чудеса благородства, и чернейшие дела людские, «их одноножки всадница не ахти».
А раз придётся играть…

«Так, ну обстановка ясна. Тот Юноша к Той Девице, мешает им Задира, Кормилица обеспечивает уравновешивающую роль, когда Девица не досталась никому. Оборотница добавляет новый конфликт, а остальные маски…», — Рене тяжело выдохнул. Ужасно хотелось почесать переносицу. И всё же ни черта он не понимал в южных вкусах, — «Всё, Маршан, не выделывайся, здесь как с девкой — наощупь разберёшься».

— И раз давно я не Юноша и усы сбривал не раз, легко Оборотницу обличу!, — Рене дождался, когда все действующие лица будут не только в его поле зрения, но и в драматической близости от сцены.

— Сначала обличит, а потом за род людской отомстит!, — подхватил первый Слуга.

— Во имя Судьи благое дело совершит!, — вторил ему второй.

— И на шпагу по саму рукоять насадит!, — добавил шутку третий, снискав редкий свист и неровную волну пробежавшего по толпе смеха. Продолжить Рене не успел, на сцену влетел уже знакомый Мушкетер:

— Я протестую перед Герцогом и добрым людом — не должно суд вершить тому, кто служит двум коронам!, — пылкую речь он поддержал впечатляюще громким «топ!» кавалерийских сапог о доски сцены, — Коли позволим, станем шуткой ходить по гранадским салонам!

— Домом мне стала Альфедена, а в твоём лице, несносный Мушкетер, я нашел кузена!, — Рене указал пальцем на своего уже второй раз оппонента. Это было даже приятно, что инспектора не только пускали поиграться, но и охотно вовлекали в действо, — Пусть служу я сразу двум дворам, зато в любимцах хожу у трёх мадам!

— И что же то за три старухи?

— Удача, стартостовы дочки сотен деревень и матушка твоя, мой дорогой кузен, — очередной взрыв хохота окончательно убедил Рене в двух вещах. Первая — на представления очевидно нельзя допускать дешёвый алкоголь. Вторая — в Альфедене можно сколотить не дурную карьеру драматурга, если грамотно в разных комбинациях наполнять произведение скарбрёзными шутками с активным использованием чужой анатомии или, опять же, чужих матерей.

— Слова, слова! У тебя, мой друг, одна лишь чушь кобылья!

— Так давай объединим усилья!

Естественным образом толпа вытеснила четвёрку действующих лиц совсем близко к сцене. Кажется, сейчас всё шло к завершению акта с балом и оставалось лишь определиться какой будет концовка. Проще всего было бы поддержать Кормилицу, да — поди-ка! — проведи её через всю эту толпу, которая явно ей не симпатизирует. Второй по симпатичности вариант — это встать на сторону Задиры. Да, персонаж у него не из числа любимых типажей Маршана, зато с очевидной целью в виде защиты девичьей чести. Увы, Рене был из Лормонта. А в Лормонте, как известно, первым делом любовь. Хоть к женщине, хоть к короне, хоть к эдикту о недопустимости навоза на мостовой.

«Значит, решено. Юноша».

— Оглянись, мой брат по службе, ты вокруг — любовь исцелит любой недуг! Плечом к плечу мы встанем с Тем Юношей и позволим тому губами коснуться руки Девицы, наша кровь-то не водица, — Мушкетер согласно кивнул и подошёл к краю сцены. Рене последовал его примеру, пора бы вернуть действие в толпу, — А Оборотница, пусть не и не Девица, жертва страшных чар. Не обессудь, но здесь я дело оставляю за собой — с подобным мне справляться не впервой. А узнать зверицу легко, её руки в крови, видать потребила невинное мяско.

Будто по неслышному сигналу Слуга короны и Мушкетер спрыгнули со сцены, а импровизированное представление вновь пришло в движение. Тот Юноша мигом рванул к Той Девице. Повезло — к той, что была ему нужна, иначе во имя всё той же любви Маршан его за ногу бы оттаскивал от Оборотницы. Сам Рене решительно направился к Чезаре. Спасибо толпе, там смыкалась причудливым коридорами, делая встречу неизбежной. Оживились и Слуги, заняв на редкость удачное положение, каждый их возглас разносился по всей площади:

— Ужель Тот Юноша до любимой доберётся, да к нежным пальцам губами прикоснётся?

— Чёрта два, к нему спешит Задира, теперь в танцах помех он знать не будет!

— Да нет, гигант наш что-то чудит — эй, Слуга короны, лучше о себе заботься!

Краем глаза Рене заметил, как совсем рядом возник Задира. От новой сценки инспектора спас Мушкетёр, который выскочил из толпы, ткнул гиганта декоративной шпагой, да прокричал вслед: «Я задержу их, ничего!». Наконец, между Маршаном и Чезаре осталось всего несколько шагов.

Основа театра — это не только хихикать над шутками, плакать над трагедиями и обсуждать позднее декольте актрис. Главным фундаментом была вера. Пока ты веришь в те события, что разворачиваются на сцене, они существуют. Даже дурно сыгранные, даже нелепо поставленные. Даже если ты Капитан-Шпион-Слуга короны. Или, например, если она Оборотница. Рене, конечно, знал, где пролегает разница между выдумкой и явью. И сейчас, неизбежно приближаясь к Чезаре, он на мгновение оробел. У Задиры, Того Юноши, Той Девицы, даже Кормилицы были свои роли, арки, начало и конец. А у них — всего несколько мгновений общественного внимания, да отполированные Слугами образы. И видит Судья, Рене без понятия, как должны были покинуть сцену Оборотница и Слуга короны. Потому «расколдовал» её Маршан единственным известным ему способом. А в Лормонте любят сказки про любовь.

«Впрочем, недурной сюжетный ход, — приблизившись к южанке, Рене обнял её и, деликатно крутанув вокруг себя, притянул ближе. Небрежным движением руки маскарадная маска уехала выше, а Маршан поцеловал Чезаре через вуаль, почти невинно и благочестиво. Если бы не та страстность, которую он вложил в каждое своё движение.

Конечно, даже такие хаотичные пьесы подчинены некоторому сюжету, сложенному по всем правилам театрального ремесла. Рене Маршан, пусть в высшей степени сцену уважал, умудрился со всей дерзостью украсть часть сюжетных поворотов, аплодисменты месье и оживленный шелест вееров мадемуазель. Но и этого инспектору было мало! Со всем валуарским нахальством, он единолично стяжал антракт. И, видит Судья, тот был по-настоящему сладок.

«А она не ошиблась. Теперь и мне карнавалы весьма по вкусу», — Чезаре живо откликнулась на поцелуй и, несмотря на всю гневливость и прыткость её маски, по всей видимости наслаждалась чудесным исцелением! В этой игре она не отставала. Если Оборотница была расколдована в силу перипетий сюжета, то Шпион был разбит в пух и прах. Рене почувствовал, как его длинные не убранные в хвост волосы выкатились из под треуголки, а маска съехала набок, скрыв от толпы парочку, чьи приключения волновали толпу не меньше основной истории.

— Меняются маски, но герои всегда остаются теми же — я всегда был твоим, — она тяжело дышала, да и сам Рене с трудом сдерживал раздуваемую кузнечными мехами грудь. Пусть и пришлось побегать, ловушка сомкнулась и подозреваемая оказалась в тисках правосудия. «Подозреваемая»? Повинная разве что в том, что на сегодня полностью похитила преданного слугу Судьи, — Но мне приятно, что ты видишь это кругом, движение по нему всегда придёт к этой точке.

Мгновение спустя шум праздника снова захлестнул их. Слуги соревновались в остроумии, сюжет двинулся дальше и толпа переключила своё внимание на тех, кому вся эта история предназначалась. Лишь немногие всё оглядывались назад. Рене, чья маска была возвращена на место, подметил этот интерес. Драматургом ему не стать, но если вдруг случится — это могло бы стать недурной пьесой. Правда, пока ей не достаёт концовки. Чезаре продолжила заигрывать с толпой, а Маршан сделал шаг назад, предыдущий перфоманс в немалой степени измотал его творческие мышцы. Что, однако, никак не помешало ему хихикнуть над рассуждениями о ранней кончине.

«Ну-ну, милая, не такая уж и ранняя, концовку выстроить тоже уметь надо», — Рене вздрогнул, когда на сцене вновь появился Герцог и громовым ударом трости по подмосткам утихомирил толпу. Обведя ту серьёзным тяжёлым взглядом, он пробасил. Маршан поймал себя на мысли, что с труппой явно работает чародей — невозможно вот так просто вещать на всю площадь, пусть даже гомон поутих!

— Что за беды в моих землях, что за напасти! Пока один Оборотницей увлечён, другой стяжает Той Девицы страсти!, — Герцог поднял трость и поочерёдно указал на участников действа, — Я изволил устриц откушать, а потому твёрд в своём намерении в чертогах раздумий освежиться. Вам же, о, славная толпа, я герцогски повелеваю веселиться!

Рене затих в ожидании. Ожидание не подвело — заиграла музыка к танцам, а из разных концов площади он по меньшей мере шесть раз услышал хвалебные вопли в отношении вина Ла Мирелле. Чезаре сочла это сигналом к тому, что они заслужили немного приватности и Маршан проследовал за ней к фонтану. Если раньше это были почти явные подозрения, то теперь в ране на ноге он не сомневался, пусть и не спешил выстраивать какие-то рабочие теории. В силу ремесла он мог в достаточной степени рассредоточить своё внимание, да куда уж тут! Ноги, несомненно, были важными, у Рене своих было две и обе он ценил в равной степени. Но не о них стоило думать, когда на губах ещё алело тепло — заслуженного, между прочим! — поцелуя, а перед глазами тонкое платье весьма соблазнительно при каждом шаге очерчивало бёдра и недурную зад…
— Знаешь, один мой коллега как-то высказал недурную идею, что без масок мы только в одном случае — когда рыдаем в купальнях, — Рене тихо рассмеялся, — А наше жалование не так часто позволяет в них нежиться. Да брось. Я, конечно, та ещё блестяшка, но без приличного света стою немного. Взгляни на себя, ты захватила всю сцену!

Редкие зрители, которые тоже желали отдохнуть или уже отправлялись домой, подходили к парочке, чтобы высказать свою благодарность за чудное представление. Рене ответно кивал со скромностью семинариста. Относительно его актёрских навыков можно сложить немало дискуссий, но вот инспектором он был недурным. Даже презрительное прозвище «ищейка» подходило ему, как нельзя кстати. А потому — пусть и не без сожаления — Рене решил всё же поднять первоочередные вопросы:
— Не сочти желанием лезть к тебе под юбку, прелестная Оборотница, — Маршан с широкой улыбкой, которую Чезаре не могла видеть, указал на травмированную ногу, — Не мог не заметить, что прыть нынче у тебя немного заваливается. Расскажешь или?..

В конце концов, это было её делом. По крайней мере, пока её скрывает платье. Он не её лекарь, а иной раз многие предпочитают не акцентировать внимание на своих ранениях. Особенно если те получены в силу какой-нибудь глупости.
Рене откинулся назад и шумно выдохнул. Чудесный всё же вечер.

Танцовщица. Любительница фестивалей — не раз выступала на них, в том числе и в одной из главных ролей. Участница труппы артистов? Почти наверняка, в одиночку молодые симпатичные девицы обычно танцуют совсем другие танцы в приватных альковах. История прошлого Чезаре, пусть и не сильно будоражила Рене Маршана, где-то на чердаке оставляла всё новые и новые зацепки.

— … стабилизацию корпуса, то..., — «то продолжение карьеры с такой травмой невозможно», мысленно закончил инспектор. Ещё одна маленькая деталь, которая пойдёт в общую копилку. Исключительно в силу привычки — Чезаре была достаточно чудесной, чтобы Рене сознательно не желал мордой борзой закопаться в самую суть. В чём-то это было похоже на их театральные игрища. Наслаждайся представлением, а под маску изволь не лезть. Что ни говори, а очарование было из тех сортов магии, что рушатся при неосторожном прикосновении. Да и кто пожелает их разрушить, когда девица перед ним столь бесстыдно и соблазнительно очерчивает границу собственного бедра?

— Ну, кое-что в анатомии я действительно понимаю. Надеюсь, эта травма не слишком тебе докучает, — Рене сощурился под маской. Нет, пока ещё рано. Может позднее в загадочной судьбе портняжной мышцы будет больше явности. Но в чём инспектор был уверен почти наверняка, так это в том, что старые травмы не кровоточат, — Раз уж я сегодня твой герой, при дворе Герцога мы вызовем настоящий фурор — где это видно, Оборотниц на руках носить!

К ним вновь подошла очередная фанатка, Рене в очередной раз кивнул и пробурчал какие-то слова благодарности. Кажется, эта была самой молодой из тех, кто спешил высказать свою симпатию. Она присела рядом с Чезаре, а Маршан приметил разносчика вина и поманил его жестом. Его спутница интересовалась губительными свойствами местных вин, так отчего бы и не попробовать? За себя инспектор был спокоен — после констебльской службы его желудок был способен переварить камни, тушёные в ребисовом дистилляте.

— И что, прямо вот лучшие винокурни в округе?

— Месье Шпион, ну как можно! Во всей провинции, и это по меньшей мере. Испробуйте, испробуйте.

Маршан бы и испробовал, да вот, проклятье, маска мешает. Разделавшись с разносчиком, Рене вернулся на своё место ажно с тремя бокалами: для мадемуазель Оборотницы, для месье Шпиона и мессира Слуги-чёрт-знает-скольки-корон уже. И стоило ему присесть, как сегодняшняя звезда ткнула его в бок, вопрошая совет. Видать, из вежливости — уже через мгновение с поклонницей они болтали о своём, о женском. Чезаре обменялась с девицей масками и мягко привалилась к плечу Маршана, который только-только закончил с установкой бокалов на бортике фонтана. Он неслышно выдохнул. Чезаре так обличали его «маски», так нахваливала игру, что оставляла ему только выбор без выбора. Игра идёт, пока не сняты маски. Рене Маршан был находчивый, обворожительный и до безумия самоуверенный? Шпион был не хуже. Если не лучше! Пока инспектор скромно красовался лишь для одной зрительницы, Слуга Двух Корон дарил своё нахальство одной-единственной женщине на глазах всего мира.

— Эй, Девица, — малышка, конечно, не испугалась, но уж явно не ожидала, что в Шпионе вдруг прорежется желание поболтать. Рене упёрся локтем в колено и подался вперёд, чтобы лучшего видеть. «Как привлечь его», надо же спросить такое. Но инспектор осознал всю ту степень ответственности за сексуальную жизнь юного дарования и постарался сложить совет, избегая слишком очевидного упоминания анатомических подробностей и любопытных фактов, навроде тех, что пухлые губки у певичек не всегда для особо выразительных романсов:

— Улыбка тебе дана, что смертельное оружие, пусть даже в маске — вот, глянь на неё, как сияют глазки, — Рене легонько коснулся подбородка Чезаре, прежде чем подняться и потянуть её за собой, — А иной чудак сам себе враг! Помоги несчастному, сделай первый шаг.

Обняв за талию уже расколдованную Оборотницу, Шпион легко закружил её в такт музыке. Едва ли это можно назвать полноценным танцем, всё же её нога беспокоила его. Да и перед юным дарованием следовало красоваться в тех объёмах, которые готова выдержать её хорошенькая головушка. А губа, конечно, у неё не дура. Ладно Маршан, его, если не привлечь, то заинтересовать не так сложно. А вот Чезаре — это уже уровень, тут просто за милую мордашку рядом не встать.

— Улыбка, нежное слово, томный взгляд и лёгкий шаг — вот обольстительницы арсенал, — при очередном повороте с Маршана слетела шляпа, но он и не обратил на это внимание, уставившись на поблёскивающие золотом глаза Чезаре. Удивительно, как можно многое прожить за один день, — Идите же в толпу, заждался там мужчина, что о вас всю жизнь мечтал.

Свободная рука коснулась лент и маска рухнула к ногам инспектора. Может, она и права, может, он и правда носит маски каждое мгновение своей жизни, даже и с близкими людьми. Пусть хотя бы сейчас она будет его собственная, а не позаимствованная у костюмеров. Или пока они не решат продолжить разговор в купальнях.

— Вот и весь секрет, дорогая. Думаю, не ошибусь, если скажу, что сейчас на вас самая удачливая маска карнавала, — Рене поклонился новой Девице и озорно подмигнул, — Разрази меня Судья, если вы сегодня уйдёте одна.

Склонившись, Маршан подхватил два бокала с вином и протянул один Чезаре. Вынужденный носить маску всё время, он ощущал явственную необходимость смочить пересохшее горло. Выражаясь по-инспекторски, Оборотница расколдована, Тот Юноша сегодня Ту Девицу будет То Самое, а значит его работа тут окончена. Блестяще закрытое дело, только подшить осталось.

— Я, конечно, Той Девицы в Венето не видал, но, милая моя, имею острое намерение выпить за Оборотницу, терзающую мирных горожан Альфедены.

Чезаре считала, что Слуга Короны врать не будет, а Маршан не стал развеивать её по-девичьи милые заблуждения. Вероятнее всего она, итак, догадывается, что цивильный чиновник любой масти открывает рот исключительно с целью выдать какую-то совершенно альтернативную форму правды. Рене и сам не был святым, оставляя правду без прикрас для прокурора. Но что толку этими деталями забивать головы приличных мадемуазель? Глядя на удаляющуюся раскрасневшуюся девицу, инспектор не сомневался, что сегодня её волнует другая форма искренности. Впрочем, как и его самого.

— Признаться, и самому приятно её скинуть. Злодей из меня, может, и приличный, вот только кто же в такую личину по своей воле полезет? С детства все выбирают быть героями, — Рене с улыбкой переплелся рукой об руку с Чезаре через локоть, — Спроси меня позже. Виноградники Ла Мигрелле полностью овладели моим вниманием и может даже проплатили статью!

Как и в танце, инспектор мог лишь дать первый импульс и направлять, тогда как Чезаре легко брала дело в свои нежные ручки и придавала некоторую наполненность, смысл происходящему. Додумался бы Рене выпить на брудершафт? Да никогда. Но сейчас, встретившись вновь с озорно сверкающими золотыми глазами он осознал, что идеи лучше и быть не могло. Кажется, таким нехитрым обрядом обычно скрепляют свою дружбу. Видать, весьма близкую, раз после дегустации следует поцелуй! А Рене нарушать традиций не желал. Уж точно не в славной Альфедене.

Опустив руку с бокалом, он подался вперёд и вновь накрыл своими губами губы Чезаре. Только что выпитое вино обогатило поцелуй неожиданными нотками: спелых ягод, пряных трав и почему-то табака, оставляющими длинное и приятное послевкусие. Кажется, выдержанный в дубе букет из мерло и санджовезе. В целом, винокурни Ла Мирелле оказались не так уж и плохи, вполне компетентный напиток. Учитывая обстоятельства, Рене готов был со всей щедростью накинуть ему дегустационных баллов.

«Слаще, чем если бы Судья пустила струйкой по своей груди», — завершив долгий поцелуй, Маршан чуть отстранился и снова сел на бортик фонтана. Без маски наблюдать за фестивалем было куда приятней, всё же ничего не ограничивало его взор. Подмигнув Чезаре, он похлопал себя по коленям в недвусмысленном предложении присесть.

— Давай-ка набросаем. М-м-м, «роли Слуг на фоне были подобны мочевине на стене в переулке Лормонта — также похабны и естественны». О, про Ту Девицу и Того Юношу можно отметить, что харизмы у них, как у эльфа волос на заднице, — Рене чуть понизил тон, чтобы ненароком не обидеть почитателей провинциального искусства, — Кстати, мне понравился Задира. Роль простенькая, но, знаешь, вот характер прямо передан. Как басил, какая походка! Прелесть.
Рене вновь отпил вина. Может он и был дураком в известных пределах, но никак не идиотом — конечно же Чезаре в последнюю очередь волновали все эти талантливые актёры. Как настоящую звёздочку, её волновало, как выступила сегодня она. Ну, ладно, может быть насколько хорош был их дуэт. Маршан давать оценку не спешил, лишь вновь отхлебнул вина.
Можно было бы сказать, что броское слово, как и вся изысканная валуарская кухня, требует от продукта как следует потомиться. Но правда была в том, что это было в той степени хорошо, будто любые слова теряли всякий смысл. Вот ведь, вроде расколдовывал Оборотницу, а наваждение сорвал с себя. Ну, да и толку расстраиваться. Специальный инспектор, конечно, не Шпион, но тоже кое-чего стоит.

— Я не говорю, что это была лучшая постановка. Но если бы тут была сцена, её бы стоило непременно разрушить, — Рене широко улыбнулся, — Спасибо, Чезаре. Это было нечто.

После таких скачек недурно бы и отдохнуть, но общее настроение, что вечер только начался, не покидало ни площадь, ни Рене лично. Сняв грубые перчатки костюма, он бросил их рядом и достал из внутреннего кармана трубку. С мадемуазель, коли случалось близкое знакомство, инспектор предпочитал курить в других условиях, но эта чертовка устроила ему достойную встряску и в немалой степени измотала. Удивительно, учитывая её высокую степень одетости притом! «Видать, старею», — только и мелькнуло в голове у Маршана, когда он чиркнул спичкой и поднёс ту к чаше трубки.

— Вот же дурость, я только сейчас понял, что ты видела эту постановку сотню — если не больше!  — раз, — Рене перекинул трубку в другой уголок рта, — Хочешь досмотреть или наш тур по достопримечательностям Альфедены продолжается?

— Флиртуете, мадемуазель Чезаре? Кому бы это могло не понравиться! Я бы мог сказать, что ты была прекрасна, — Маршан широко улыбнулся, — Только мне совершенно не нравится это «была». Прекрасной и остаёшься ведь.

Пластичность своей подруги инспектор не раз уже успел отметить, но та с каждым разом выбирала движения, которые чудесным образом балансировали между совершенно естественными и возмутительно возбуждающими. И как умело! Стоило хоть на мгновение предположить, что девица раскрылась чуть шире, чем позволяют приличия незамужних мадемуазель, как Чезаре тут же парировала скромностью и невинностью, сделавшими бы честь и послушнице из Тилльского монастыря Судьи. Рене оставалось только гадать: она специально умело играет инспектором, словно на скрипке, или это природные таланты? Врождённое женское очарование было воистину могущественным оружием. И если  многие скромницы предпочитали спрятать его подальше, то Чезаре определённо заслуживала личного плаката: «Вооружена и очень опасна».

«Ну да и мы не без наручников».

Танцовщица положила ногу на бёдра Рене и тот почти невесомо поглаживал её чуть ниже колена, борясь с соблазном забраться под подол юбки и пощекотать икру. Всё же травма оказалась куда весомее, чем Чезаре отзывалась о ней. Никакого внутреннего протеста это не вызывало — страсти успели чуть подостыть и Маршан мог насладиться и представлением, и компанией, не мечась похотливым животным по курганам собственных фантазий.

— А мне и самому интересно, чем всё закончится. Мне казалось, что Девица и Юноша непременно должны умереть, но теперь я не уверен, — отвернувшись в сторону, Маршан выпустил из себя сизое облако дыма, — Мне интересно, чем окончилась история Шпиона и Оборотницы.

Чезаре сняла свою маску и Рене без всякого стеснения смотрел неё. Широкая улыбка и сжатая зубами трубка придавали ему лихой вид раубриттера, в полной мере раскрывая броские имена и Шпиона, и Слуги двух корон. В ночи южного карнавала она оставалась всё той же, однако загорающиеся всюду огоньки деликатно, но настойчиво подсвечивали моменты, которые Рене Маршан мог поначалу упустить. Или с преступной небрежностью проигнорировать.

Например, эти янтарные глаза, радужка которых сияла золотом под правильным углом. Не самая большая редкость среди людей, особенно на юге Валуара, но почти наверняка указывает на примесь эльфийской крови. Волнистые мягкие волосы, с прядями которых без особой цели игрался Маршан, в огнях высоко подвешенных ламп отливали медью. Мягкий овал лица, кокетливо спрятавшаяся под глазом родинка, тонкие ноги и весьма привлекательного силуэта фигура — она будто сама сошла со страниц какой-нибудь пьесы. Безвкусной, конечно, где ещё бывают красавицы без изъянов? Но Рене был не против. Пусть стереотипы и рисовали ищеек, как личностей, загривок которых встаёт дыбом от слишком лёгких решений, инспектор любил, когда всё было просто.

— Да уж, милая, впору обвинить тебя в подстрекательстве, — Маршан всё также беззастенчиво рассматривал Чезаре не отводя взгляда, — Я так беспокоился о сохранности главного сокровища Альфедены, что случайно его умыкнул.

Рене непроизвольно вздрогнул, когда игривый бархатистый голосок упомянул Влюблённых. Южные нравы, конечно, горячи, но они не говорили о любви. Нет, точно не в том ключе, как это принято на севере. Внутренний сумрак, показавший свой беспощадный оскал, мелькнул лишь на мгновение, но тут же отступил. Роль. Всего лишь роль. Рано слёзки лить — в купальни Маршан отправляться сегодня не планировал. В одиночестве, во всяком случае.

— Договорились, встаём спина к спине — ты защищаешь мою честь, а я твою. Паяц? Интересно какой, я успел заметить парочку, — Рене подался вперёд и сухо поцеловал коленку приподнятой ноги, как целуют царапину упавшего во время своих игр ребёнка, — Что-о-о? Всего два экю? Чезаре, стоило подать мне сигнал и мы разорили местных!
Маршан громко рассмеялся. Вот оно, чудо коммерции, даже на свидании она умудрилась подзаработать. Несмотря на притворное возмущение, один к восьми — это весьма достойно. Инспектор гордо погладил свой небритый подбородок. Вот так, знай наших, лормонтских! Что же, провинциальная Альфедена сделала неверную ставку и ощутимо проигралась. Было ли это поводом для гордости? Пожалуй! Рене Маршан не раз вступал в игру с совсем уж паскудными шансами, но один к восьми? Увольте. Пусть даже речь идёт о сцене, а не стычке в подворотне.

— Смотри, кажется, танцы закончились. История продолжается.

Толпа вновь распределилась, в музыке заиграли переливом тревожные нотки, а Герцог снова занял сцену. Внезапно за их спиной возник Слуга — тот самый, который выбрал своей персональной сценой фонтан.

— Да уж, голубки, поторопились вы сбросить маски — Влюблённые сейчас нам совсем не к месту. К тому же, вы своровали концовку Девицы и Юноши, — перерыв окончился и отбросив докуренную самокрутку, Слуга одобрительно похлопал по плечу Маршана, — Славно отработал, друг. Мадемуазель, для вас не найду слов — ваша игра заставила бы покраснеть от зависти первых дев Анор-Эннората. Ну, бывайте!

В ход пошли скрипки и карнавал двинулся дальше. Судя по тому, что на сцену взошёл Забияка, в этом акте Юноше придётся столкнуться с немалыми препятствиями на своём пути. Рене отхлебнул вина и, наконец, смог оторвать взгляд от Чезаре. Не исчезнет же она, в самом деле!

А это представление уже стало их общей историей.