— Для тех, кто стесняется собственных злодеяний? — Он упёр руки в бока, а она, напротив, чуть повернула голову да в притворном удивлении подняла брови: ни дать ни взять кокетливая курочка высмотрела в песке зёрнышко, да вот только проказливая улыбка явственно вопрошала "ой ли?". — То есть вариант невиновности нашего океанида мы даже не рассматриваем?
"Конечно, не рассматриваем," — читалось в её словах, и, не удержавшись, она вновь негромко рассмеялась вслед за Рене. Боги, какой он был простой и непосредственный! Кажется, в этом он и её переплюнул, и смех, естественный и непринужденный, вырывался из неё легко и по любому поводу. Но то ли еще будет..!
— Гномы? Ты это сейчас серьезно?
Каталина даже замерла на мгновение, округлив жёлтые глаза. Услужливое воображение мгновенно воплотило динамичный рассказ спутника в карикатурную картинку, на который подозреваемый ловко распадается пополам. Она прыснула, невольно вскинув руки с полотенцем к самым губам. Помилуйте Четверо! Кто еще догадается на свидании побаловать девицу рассказом, как его пырнул ножом не какой-то гном, а очень даже верхний и в роскошной шляпе с полинялым пером!? Рене Маршан был неповторим в своём профессиональном очаровании.
— Слушай, если ты врёшь, то ну очень залихватски! — Она подняла на него взгляд, всё ещё не в силах оторвать ладоней от лица, и весело хрюкнула: — Они бросились врассыпную, да? И ты наверняка поймал верхнего, потому что он запутался в плаще? Потому что это должен был быть очень длинный плащ, что скрыть диссонанс небольших гномьих ног!
Её плечи оставались поднятыми и зажатыми, а руки по-прежнему прижимали полотенце к груди, словно оно было способно отгородить её от внешнего мира. Однако та тень страха, которую проницательный инспектор наверняка сумел заметить на её лице, упорхнула прочь, напуганная забавной историей.
— Не то чтобы расстёгивать застёжки — такая уж достойная героя работа.
"Да, кровать хороша," — шпионка без труда перехватила оценивающий взгляд спутника и внутри себя удовлетворённо хмыкнула, обстановка ей и самой нравилась. Ничто из этого, правда, не нашло отражения на её лице — там уголки губ были лишь робко приподняты, словно каждый шаг, что приближал Рене к Чезаре, отнимал у той очередную капельку храбрости, а храбрости той будто бы итак оставалось на дне бокала. И всё-таки работа наложила свой отпечаток на каждого из них: Маршан машинально оглядывался даже сейчас, подкрадываясь к девице в полупрозрачном платье, что невзначай упёрлась задней стороной колена в бортик кровати — а ведь одно движение, и там она и окажется; Каталина же, пользуясь тем, что малютка Чезаре непроизвольно оторопела, не отказывала себе в удовольствии следить за каждым его движением: вот он уверенно, не выказав и следа робости, шагнул вглубь комнаты, вот закинул полотенце на плечо, а с длинных волос сорвались капли, пробегаясь по широкой груди, иногда теряясь в золотистых порослях, вот почти привычным жестом потянулся к её шее, чтобы перекинуть волну влажных и оттого лишь сильнее вьющихся волос.
Она не сомневалась в том, что произойдёт дальше. Он был удалым валуарцем, этот Рене Маршан, изворотливым, как лис в курятнике. Конечно, застёжкой накидки всё не ограничится, не после того, как она изводила его весь вечер, то прижимаясь мягким боком куда пониже живота, то рассказывая ему на ухо, как он чертовски привлекателен. И теперь цепкие пальцы, что развяжут узел пурпурного пояса, да тёплая ладонь, без спроса скользнувшая под шнуровку платья — итог предсказуемый и закономерный, верно? И даже желанный.
Каталина послушно повернулась к мужчине спиной и опустила подбородок, позволяя подобраться к той самой застёжке, использованной ей лишь как предлог подпустить его ближе. Однако стоило чужим пальцам коснуться кожи, как она напряглась, судорожно вздохнув, выпрямила спину и повела лопатками, сводя их: там, на пару ладоней ниже, пока ещё под платьем, струился глубокий ожог, забыть о котором Чезаре не смела. А совсем недавно, если придерживаться легенды, он выползал оттуда жирной, гладкой змеёй на плечо, перекидывался на шею и, наконец, на щёку. Сейчас, конечно, нет, будто бы после встречи с портной, он неестественно прерывался, но привыкнув прятать такое изо дня в день годами, разве сумеешь отучить себя за несколько недель?
Однако всё пошло совсем не так, как ей об этом думалось. Когда его губы коснулись основания шеи, девчонка содрогнулась, крепче сжимая в пальцах злосчастное полотенце — как это и было запланировано. Но затем его руки осторожно — словно он боялся её вспугнуть! — обвили её плечи, и она широко распахнула блестевшие в полутьме глаза и замерла — так запланировано не было. Этого она не ожидала. Коли проводишь с едва знакомой девицей ночь, да разве будешь её к себе прижимать с такой лаской, с такой бережностью? А где прежняя бравада? Разве не уместней была бы тактика "пришёл, увидел, победил"? Нет, что-то было не так, будто с проторенного тракта Рене вдруг решил свернуть на укромную тропинку, и куда она вела, только ему и было известно. Но там было тихо, почти уютно и мягкий мох проседал под ногой, заглушая шаги, позволяя подкрасться совсем близко, не причинив беспокойства.
Что заставило его так поступить? Сверхъестественная проницательность, помноженная на деликатность, которые он являл весь вечер? Нет, будто что-то ещё, будто причина была глубже: слишком искренним казался жест, слишком мягко прижималась к плечу покрытая щетиной щека. Но причина будто ускользала от шпионки, и все её попытки уцепиться за мысль и развернуть её терпели крах. В конце концов, так ли это важно, если это на руку делу? Если это как раз то, что и было нужной маленькой, такой напуганной Чезаре? Кроме того, и ей самой...
Напряженные плечи, наконец, опустились. Каталина аккуратно, не желая потревожить Рене или прервать как будто очень важный момент, высвободила руку: теперь узкая ладонь неторопливо скользнула от самых его пальцев к локтю, да там и осталась, равноценно и без оглядки отвечая на чужое сердечное тепло, нежданное, но отчего-то такое искреннее. И непривычное, чёрт побери, почти незнакомое чувство накрыло Каталину: она ощущала себя в безопасности с Маршаном, как за каменной стеной. Глупое, непозволительно глупое чувство для Ворона, но сейчас это не имело никакого значения. Ей и самой было слишком хорошо, чтобы обдумывать причины и следствия. Настолько, что она разулыбалась, невесомыми короткими движениями поглаживая его локоть.
И вдруг всё закончилось. Но тепло осталось. И если его хватило, чтобы заставить Каталину утратить бдительность, то Чезаре и вовсе оттаяла.
— Вот уж правда, ты и сейчас горячий..! — Она оглянулась на него уже безо всякого стеснения и хихикнула ну совсем по-девичьи прямо в ухо, словно они слова вдвоём среди огней карнавала и переживать не о чем. — Я имела в виду..! Ох, ладно, это явно не самое страшное, что я успела ляпнуть сегодня, даже не буду пытаться оправдаться. Ты понял.
Наконец, застёжка пала под пальцами инспектора, и девчонка поспешила скинуть с плеч мокрую, липкую и оттого особенно противную вуаль. И даже было дернула за узел шнуровки платья.
— Хорошо. Но учти — я не подглядывать не обещаю!
Многозначительно улыбнувшись, — впрочем, без всякого намёка на скабрёзность — она проводила Маршана взглядом, пока тот не скрылся из вида окончательно. Итак, шнуровка! Шнуровка, шнуровка, шнуровка, — или попробуй вспомни, на какой узел ты её хотела закрепить вслепую там, на спине, и догадайся, на какой в итоге получилось. Каталина даже невольно пожалела, что не попросила помочь ей и с этим, и плевать, насколько двусмысленно это бы прозвучало. Но вот платье, наконец, сползло с плеч, и она невольно поёжилась под влетавшими в открытую дверь порывами ветра: оказывается, даже мокрая ткань хранила остатки тепла. И как тут не позавидовать Рене, который и сейчас умудрялся оставаться горячим, как знойный полдень на залитых солнцем виноградниках?
Она растирала себя полотенцем до тех пор, пока смуглая кожа не засветилась изнутри розовеющим теплом. Затем бросила придирчивый взгляд в зеркало, спрятавшееся на внутренней стороне дверцы комода, довольно хмыкнула и потянулась за аккуратным стеклянным флакончиком, что стоял на полке. Каплю ароматного масла промеж грудей, еще каплю в самый низ живота, и теперь запах водяных лилий, легкий и ненавязчивый, встретит Рене повсюду, чего бы он не пожелал коснуться. Сатиновая сорочка переливалась даже в мягком свете лампы, струясь по изгибам подобно волшебной, изумительно серебристой чешуе, а поверх неё лег сшитый из той же ткани короткий пеньюар, его широкие рукава в три четверти оканчивались полосой лилльского кружева.
Говорят, у каждой уважающей себя валуарки непременно есть комплект белья для особенного вечера, перетекающего в ночь. Это он и был, и не заметить это было сложно.
— Жду тебя на кухне, — тихонько позвала Каталина, стягивая пояс вокруг стройного стана, а затем, посмеиваясь, добавила: — Поторопись, иначе приготовлю на свой вкус. А ты уже явно понял, что это дурная затея.
Да кто вообще ожидал, что он согласится на этот самый глинтвейн, а не предложит её согреть альтернативным способом? Босая, она прошлёпала на небольшую, но такую славную и уютную кухоньку. Так, первым делом, зажечь несколько свечей — сделано. Теперь подбросить несколько досочек в широко раззявленную пасть печи — благо под слоем золы всегда теплились живые уголья.
Пламя уже весело потрескивало, когда внутрь гордо и безо всякой тени стеснения заявился Рене. Девчонка в этот момент как раз открывала вино. Примостившись на краю стола, самозабвенно вкручивала штопор в пробку и даже будто бы не сразу заметила, что на нём лишь одно полотенце. Нет, вкрутила саморез до самого конца, не спеша зажала бутылку промеж бёдер и совсем не сразу справилась с пробкой. Но вот глухое "чпок", наконец, раздалось, и она победно вскинула взгляд на спутника. Ну, как... дальше значка тот взгляд не взлетел. Вместо того, чтобы смутиться, она хихикнула, дрогнув всем телом:
— Месье-е-е Марша-а-ан, даже на свидании при оружии и жетоне! — Только теперь Каталина с запозданием оглядела его выше пояса, но и то далеко не сразу посмотрела в шкодные голубые глаза. Совсем как мальчишка, даром что специальный инспектор. - Вы меня в чём-то подозреваете? Может быть, в попытке отравить некого инспектора? Планируете провести задержание? А наручники при вас? А жетон потрогать можно? Ох, извини, я не удержалась!
Она звонко рассмеялась и, не в силах совладать с собой, на пару тактов сердца спрятала лицо в ладонях. Но очень скоро пришла в себя, и, шумно выдохнув, зарылась пальцами в волосы, откидывая их назад. Вблизи живого огня они уже начали подсыхать, и теперь смешно вились пуще прежнего. Стеклянные бусинки, которые она так и не успела выплести, озорно поблёскивали огнями свечей.
— Боюсь, кухня не моя, и знакома я с ней едва ли дольше твоего — я ведь здесь всего-то неделю живу. Но не беда, я абсолютно уверена, что в каждом приличном валуарском доме найдется всё, что нужно для глинтвейна. А уж с тобой-то, — она кивнула на значок и прикусила губу, чтобы не рассмеяться снова, — мы точно разыщем всех и вся.
Забавная, но весьма основательная подставка со множеством разных баночек для специй стояла на самом виду, и Каталина поспешила выставить её на стол, доверяя выбор букета вкусов Рене. Но, конечно, всех нужных ингредиентов там не оказалось, пришлось устроить обыск, рыская по полкам на пару. Проходя мимо, она все норовила коснуться спутника невзначай: то бедром заденет, — благо, жетон и правда надежно удерживал полотенце на месте, — то небрежно огладит спину от плеча до плеча.
— Может, еще пол чайной ложки имбиря, как думаешь? — Каталина покрутила в руке баночку, открыла крышку, принюхиваясь. — Перец даёт остроту, да, но имбирь — живое тепло в чистом виде. К тому же, замечательно сочетается с мёдом. К тому же, я слышала, что и мужчинам только на пользу.
Она тихонько хихикнула, поддевая Маршана лишь самую малость — ему-то и без имбиря было вполне бодро. Под одним полотенцем не скроешь, да он уже и не пытался. Осталось совсем немного: буквально залить специи вином и оставить упревать в печи. И ведь Каталина была абсолютно уверена, что нет никакой разницы, как именно это самое вино переместится из бутылки в кастрюлю, но ведь и Рене ей явно не кулинарные таланты решил показать, а?
В его руках её собственные будто разом ослабели: никакой разницы, да, но вместо того, чтобы спорить, она покорно позволяла ему направлять себя. Сил опустить горлышко бутылки как будто разом не стало, и вино действительно полилось тише, тоненькой прерывистой струйкой.
— Всю поверхность, — эхом отозвалась Тали, склоняя голову к его плечу — влево и назад — и прикрывая глаза. Казалось, смотреть за тем, как и куда льется багряная жидкость, не так важно, как подставить под поцелуи всю шею. Её слабое место, такое простое, такое легко достижимое — если бы кто-то действительно захотел сделать ей приятно. Рене хотел, и кто она такая, чтобы с ним спорить? К следующему выдоху примешался звук, низкий и тихий, а вслед за тем девчонка теснее прижалась к нему задницей. Пусть он и стоял так близко, что казалось прильнуть еще сильнее нет возможности, так близко, что острый угол инспекторского жетона немилосердно впивался в бок, как немой укор. — Я поняла.
Тем временем, бутылка опустела. Едва не поставив её мимо каменной столешницы, она переложила освободившуюся теперь ладонь Маршана на талию, небрежным движением приглашая продвинуться дальше, к животу, и совсем не заметив, как чужие пальцы нырнули под борт пока еще стянутого поясом халата. И тут же поспешила зарыть свои собственные пальцы во влажное золото его волос, задрав локоть, потянулась скользнуть ниже по шее, отвечая на ласку. И, бывало, когда новая волна мурашек судорожно пробегала по тонкой шее вниз, заставляя кровь приливать отнюдь не к щекам, ногти легонько впивались в его кожу. Кажется, томили они здесь не только глинтвейн.
Но размешивать специи долго было нельзя, правда? Чуть увлечешься, и даже крупные кусочки распадутся даже пусть и под неспешными движениями венчика. С трудом заставив себя открыть глаза, Каталина накрыла кастрюлю крышкой и упрятала вглубь печи — не на угли, а рядом, где жар был не столь уж несносным.
— Минут пять-семь, не больше!
Она вывернулась с ловкостью лесной выдры, а оказавшись к Рене лицом к лицу, тут же поспешила сделать два шага в сторону: там была пристроенная встык к печи высокая столешница. Высеченная из целого куска камня, она славно хранила печное тепло, именно на нее-то, уперевшись ладонями, запрыгнула да умостила задницу девчонка. Торопливо откинула отливавшие медью пряди за спину и, тем самым, вновь — будто невзначай! — оголяя шею, потянулась назад и вверх. Там на полке стояли большие керамические кружки и толстыми стенками — то, что надо для глинтвейна. Она сняла было две, но потом, подумав, поставила рядом и третью.
— Это для дома, — виновато добавила она, — так тут заведено: вечером кружку сливок оставлять. Хозяйка, мадам Орнелла, сказала, — дух дома задобрить. Я-то, конечно, подумала, что это для кошки, но после приключений с дверью не так уж уверена. А за сливками я сегодня сбегать не успела, так что...
Она пожала плечами и неловко улыбнулась. Полные губы раскраснелись, выдавая тот факт, что совсем недавно она бесстыдно их прикусывала, наслаждаясь его поцелуями.
— Пока мы ждём, Рене, расскажи мне, почему Альфедена и мадам Колетт? Ты как будто не занят работой. А отдохнуть было бы лучше на побережье — тут ведь неделя пути или около того.
Она пыталась его уболтать, ясно как день. Было бы, если бы в следующее мгновение шпионка не подалась вперёд, касаясь чужой ладони и откровенно призывая Маршана вновь приблизится к ней, занять место промеж её бёдер, позволяя им сжаться на его собственных; и если бы вслед за тем уже согревшиеся пальцы не скользнули по его животу, там, у основания рёбер, где пролегал пока единственный шрам, что обзавёлся историей. Вспомнив её, Тали невольно улыбнулась, даже хихикнула да головой качнула:
— Ты же присочинил, да? Не могло же и взаправду быть..?
Теперь жетон впивался в нежное бедро. До чего остро злободневная вещь! Или, быть может, в том и замысел: доставить неудобство, вынуждая поскорее от него избавиться? Но нет, придется обождать.
Было и на ней кое-что, наверняка не слишком тактильно приятное. Багровая перевязь, мокрая и холодная, никуда не подевалась с левого бедра, и теперь наверняка холодила кожу инспектора. Каталине было нужно, чтобы он сам от неё избавился, чтобы увидел, как непросто Чезаре показать кому-то тот шрам, что был под ней. Чтобы эта акула учуяла кровавый след истории и заинтересовалась. Но сначала...
Она подняла взгляд к его ярким глазам, и её ладонь медленно проложила путь к шее, лишь ненадолго задержавшись на груди. Но сначала ей нужен еще один поцелуй, сразу после которого она непременно вновь задерет подбородок вверх, позволяя Рене спуститься ниже, к чересчур чувствительной шее, и, быть может, к ключицам, и, быть может...
[nick]Каталина Араннай[/nick][status]в тебе ещё есть живой огонь[/status][icon]https://upforme.ru/uploads/001c/16/c4/13/749198.jpg[/icon]
Отредактировано Cata (05.09.24 22:20)
