— Так ведь в этом и смысл! Понимаешь, чем несура... Ну, не смейся..! Чем не... Рене..!

Шлёп! Очередная краюшка хлеба взлетела и приземлилась в миску с громким всплеском, подняв веер липких брызг, а девчонка громко ойкнула — на такой размах она не рассчитывала. Как, собственно, и не собиралась выполнять собственное требование: нет, схватившись за край стола, она склонилась над ним, хохоча, а временами ещё и очаровательно похрюкивая, что её совершенно не портило.

Чужое веселье оказалось сверх всякой меры заразительным. Хотя, если уж мы говорим о детективе, многое в нём было чрезмерным и отзывалось ярким теплом желаний под рёбрами — по крайней мере, для Каталины. Отсмеявшись, она хитро глянула на него и продолжила:

— Так вот, чем несуразнее, чем абсурднее условия игры — тем проще сознаться, что у тебя в самом деле на уме. Знаешь, как в той присказке? В каждой шутке доля шутки! Главное, создать подходящую обстановку — тогда можно поделиться самой сложной, неудобоваримой правдой и даже не заметить.

Несколько мгновений она смотрела прямо в глаза Маршана, но быстро отвела взгляд. Коснулась собственного локтя, поправляя закатанный рукав, разумеется, перепачкала его, порозовев, смешно наморщила нос и цокнула языком. Она смутилась. Только что  норовила лишний раз коснуться его пальцев, когда он выуживал пропитавшийся кусочек из смеси, — и вдруг смутилась!

Поэтому за следующий смешок инспектора уцепилась с отчаянием тонущей мыши, которой предложили спасительную соломинку:

— Вот только не надо прибедняться! Ты статный, голубоглазый и, к тому же, столичный франт! Я совершенно уверена, — кокетливо вздёрнув брови, девица улыбалась открыто, бесстыдно заигрывая с чувствительным самолюбием валуарца, — что тёмно-синяя форма на тебе сидит чудесно и подчёркивает широкие плечи. Нет уж, повариться в пикантном бульоне женского внимания ты успел. И это не догадка, а решительная констатация факта на основе продемонстрированных... — она замялась, подбирая слово, а затем тут же поспешила сменить тему, — ...умений. Кстати, сколько тебе лет? Ставлю на двадцать шесть, нет, двадцать семь! Накинем годок за специальность. Горячо?..

Изгиб её губ стал мягче, а в янтарных глазах заплясали восхищённо-ласковые огоньки. Она смотрела на него так, что было сразу видно — не лгала, именно таким и видит Чезаре своего спутника, пусть и перекладывает ответственность на абстрактных лормонтских девиц. Впрочем, долго любоваться собой она не позволила! Издала неловкий смешок и крепко зажмурилась, словно кляла себя за немыслимую для приличной сеньоры прямоту, а потом и вовсе поспешила укрыться от проницательного василькового взгляда, склонившись над ведром с водой. Ведь вымыть руки — дело важное и безотлагательное, верно?

Впрочем, когда Рене заговорил снова, она слушала его внимательно и серьёзно — в пику недавнему хихиканью и озвученным игривым правилам. Ей, безусловно, хотелось бы смотреться равнодушной, но — увы! Так убедительно изображать безразличие, как это удавалось ему, у танцовщицы не выходило. Вместо этого на лице застыло выражение упрямства — должно быть, с таким же лицом она выслушивала новости об успехах коллег — конкуренток! — по сцене.

И ведь увлечённость, с которой он мучил несчастное письмо — она уверена, даже понюхал! — вовсе не добавляла очков детективу в её глазах. Ведь бедная девочка рассчитывала на что? Что он потеряет к нему всякий интерес, после того, как содержимое будет озвучено и безобидно высмеяно. И теперь она явно досадовала своей ошибке, придавая ей чересчур большое значение.

До тех пор, пока Маршан не перешёл к сути вопроса.

—  ...а вот товар её тут никому даром не упал, даже если и со скидкой.

— Эй! Это очень грубо, — она потешно наморщила нос, но осуждение вышло неправдоподобным, ведь Чезаре тут же рассмеялась, явно вновь веселея и расслабляясь. Протиснувшись мимо него, она бросила в кружку пригоршню ягод, присыпала их сахаром и залила молоком, — одно из двух, месье Шпион, либо в тебе нет ни капли такта, либо я приревновала тебя слишком очевидно, и ты великодушно решил пощадить мои чувства. А? Горячо?

Она улыбнулась шире, не поднимая на него взгляд, но рука дрогнула, и ложка, которой она размешивала сахар, громко звякнула о стенку кружки.

— Ты, конечно же, прав, — но только отчасти. Тепло. Коли уж женщина взялась за шпагу, то и полагаться ей не на точность выпада, а на яд на самом её кончике, — Чезаре сделала волшебно-фиолетовый глоток и проказливо взглянула на Рене, словно ни в чём и не сознавалась только что. — А это письмецо — золотая классика девичьих подлянок! Мы так ещё в Венето развлекались..! Да, разумеется, стыдно, — но кто без греха, пусть первый кинет в меня камень. Ведь мне и было-то лет пятнадцать! Так вот, приём простой и эффективный: подкидываешь двусмысленное послание — непременно так, чтобы соперница его заметила! — и ехидно наблюдаешь, как ревнивая дурочка проделывает всю работу за тебя. В некотором смысле, это даже элегантно — сама отправительница как будто и ни при чём. Она лишь указала на изъян в чужих отношениях, пощекотала отсутствующее доверие. Но странно его применять в наших в тобой... условиях.

Словно бы равнодушно пожав плечами, она вернулась к столу дожидаться гренок, однако, услышав ремарку о Тюдо, демонстративно поперхнулась молоком и обвиняюще ткнула пальцем в сторону Маршана:

— То есть "кажется, Тюдо"? Ты что, не читал? Не ожидала я от тебя такого, конечно, разочарована, — Каталина строго покачала головой, но тут же снова разулыбалась ласково, признаваясь в очередной шалости, — я тоже баловалась. Эти шпионские игры такие захватывающие! Когда этот роман вышел, весь наш театр покрылся ворохом пустых листочков! Валялись повсюду, вот точно тебе говорю, в каждом углу! Разумеется, расписанные всякими потешными гадостями и невероятными сплетнями. Руководитель труппы, знаешь, — она хохотнула и понизила голос, — ещё почти год после это каждое посланное ей письмо грела, уверенная, что мы над ней издеваемся — и весь год они были пустые. А в канун демургов...

— Сахар по вкусу, дорогая...

— Ага..!

Иногда её всё-таки было категорически не заткнуть, эту взъерошенную девчонку, которая увлечённо рассказывала ничего не значившие истории — истории из её жизни, о которой она так долго молчала и с которой уже простилась. Теперь же глаза её блестели, как два коньячных алмаза самой чистой пробы, и не отрывались от Рене.

И всё-таки она прервалась — только ради одного шального поцелуя и возможности скользнуть ладонью под ворот его влажной рубашки, — и тут же вновь продолжила:

— ...а в канун демиургов мы ей всё-таки подбросили действительно настоящую записку — но полезную, с информацией о готовящейся премьере конкурирующей с нами сцены, — так так смешно было за ней наблюдать! Как она рвётся промеж двух огней — с одной стороны, мы её действительно весь год изводили и, считай, признались, а с другой — так ведь с пользой же! А ты как догадался, что в этом письме есть что-то этакое, ради чего его вообще стоит сгибать и присматриваться?

Закончив, Каталина шумно втянула носом воздух и немедленно впилась зубами в горячую гренку. На её лице тут же отразилось удовольствие: по-первых, Маршан и правда не пустословил, вышло очень прилично, во-вторых, она со всем тщанием хвалила себя за то, что перелопатила практически всю жизнь маленькой Чезаре. Такие детали здорово добавляли красок и правдивости её забавной игре. Сама по себе влюблённая по уши девчонка — тривиальный и картонный образ. Пока не обзаведётся такими вот историями.

Так что, довольная собой, она легко позволила Маршану выскользнуть прочь. Затем молча и с любопытством рассматривала, как он выставляет греться огромную кастрюлю. Она, разумеется, бритву видела на дне корзины, а вот зеркал в доме не было. Кроме того, что висело на внутренней стороне дверцы шкафа, но и рыться в своём нижнем белье детективу не позволит ни одна уважающая себя сеньора. Даже та, которая позволила с себя это бельё стянуть.

Она предвкушала.

— Гренки вышли прилично?..

— Просто замечательно..! Ох..! — Танцовщица повела плечами, выпрямляя спину: она-то сидела в комфортной позе креветки, подобрав ноги под себя. И затёкшие мышцы даже на мягкое прикосновение отвели прокатившейся по телу волной блаженства. Едва ли Чезаре оценила бы прикосновения в таких местах, памятуя о шрамах, но Каталина была готова растечься под ласковыми руками мгновенно — ничуть не хуже, чем вчера, тем более, что... Она накрыла его ладонь своей и прильнула щекой к чужому предплечью, затем перейдя почти на шёпот, попросила: — А помнёшь ещё? Потом?

Впрочем, умиротворённости её хватило совсем ненадолго.

— ...холодно, очень холодные догадки. Я бы такие улики тут же отмёл.

— Только если вы предоставите весомые основания, месье инспектор. Вчерашний вечер в счёт не идёт, говорят, вы были скандально пьяны.

Окончательно развеселившись, она подмигнула Рене и навела на щёки румянец в очередной раз. Такие легковесные заклинания огненной сферы и следов-то внешних не оставляли, так что баловалась им Ворон напропалую, прогревая кожу и заставляя кровь приливать к стратегически выгодным местам.

Но это была лирика. Утро следовало закончить раньше, чем месье Маршан успеет заскучать и присытиться их играми. Она бросила аккуратный взгляд в окно — уже за полдень. И у неё тоже есть дела, пусть и осложнившиеся в свете последних событий. Она хотела было уже встать, но...

— … только бы быть с ней...

...но села обратно.

Она не ответила, не вслух. Вместо этого бросила ласковый взгляд на него, улыбнулась мягко и на пару биений сердца прикрыла глаза, как привязчивая кошка, призывая не само заклинание, а всего лишь его основу — самый край мыслей, что лишь вызовет в груди инспектора уже знакомое ему тепло.

Ведь слова были им ни к чему. Свои чувства и намерения они в достаточной мере показали друг другу ещё вчера, да притом в той форме, которая не допускала разночтений. Однако...

— Что если бы я предложил тебе оставить всё позади?..

Каталина ошарашенно распахнула глаза и сжалась на стуле. Однако! Её удивление было совершенно искренним.

Они показали друг другу свои намерения — однозначные. А это что ещё за выходка? Чего ради? Чезаре позволила ему практически всё, так зачем переходить черту оговоренных условий? Ведь она просила его вчера, открыто и честно, — пожалуйста, не обещай мне того, чего не сумеешь выполнить. А следовать этой затее, — она уверена! — Маршан не собирался. Так какого чёрта он творит!?

Шпионка коротко вдохнула, якобы выдавая смятение, и открыла рот, будто собираясь что-то сказать. Затем качнула головой и поджала губы. А затем совершила жест, так присущий Каталине, столь много о ней говоривший: столкнувшись с чем-то, что ей остро не нравилось или даже пугало, но с чем она должна была смириться, — она смеялась. Вот и сейчас девица улыбнулась вначале робко, затем шире, затем и вовсе тихонько рассмеялась.

— Ты застал меня врасплох!

Как только она произнесла это вслух, острая догадка пронзила её молниеносно — поди именно этого он и добивался! Ведь инспектор видел вчера её слабые места, она буквально провела ему по ним экскурсию, позволила коснуться каждого — и прощала его каждый раз, когда он не умел вовремя остановиться. Вот только тогда он делал это случайно, теперь же намеренно.

— Нет, для этого в ней слишком много столичного лоска — и авторитарности.

Какая грубая тактика допроса. Ему настолько не терпится узнать, что держит красавицу в провинциальной Альфедене?

Каталина едва заметно сузила глаза. Часть очаровательного флёра Рене Маршана только что покинула его со свистом. Если он сознательно дёргал нежную Чезаре за вот такие ниточки, то не так уж он и хорош. Такой же как все, пусть и может похвастаться подтянутыми икрами. Впрочем, она не позволила накатившему на неё разочарованию найти внешнее отражение. Нет, аккуратно отложила гренку, затем, подобрав полы юбки, спустила ноги на пол и подошла к своему любовнику.

— Ну её, зелёнку эту.

Она небрежно забрала письмо из его рук и, не глядя, откинула назад. И какое удачное совпадение — оно проскользнуло ровно в стык между плитой и столешницей. План был в целом недурной: дать мужчине всласть поразмышлять вслух о заинтересовавшей его женщине, срывая с неё вуаль загадочности и непрекосновенности. Но не сработал. Ладно. Она сама прочтёт позже скрытую часть, а пока пускай Лаура проваливает с этой кухни.

— Знаешь, Рене, тебя самого мне было бы вполне достаточно. Не нужно возводить песочный замок, — она медленно, словно давая ему возможность отступить, обвила его шею. И поцеловала — так же серьёзно, как он спрашивал её только что. Одно серьёзное мгновение на этой полной смеха маленькой кухоньке. А затем янтарные глаза вновь проказливо блеснули, а девчонка проворно выскользнула из объятий. Снова смешливая, снова весёлая, снова колкая. — Но давай попробуем представить. Гипотетически.

Из очередного ящика возникла небольшая мисочка, а в ней — кусок мыла. Она огляделась растерянно: помазка, конечно, не сыскать! Задумчиво провела рукой по волосам и тут же хмыкнула довольно — чем не кисточка? Густая, пугистая, натуральная, хоть ей и не слишком удобно взбивать пену.

Но теперь стоило быть аккуратнее. Ей нужно лёгкое, мимолётное признание — то, которого он и добивался так топорно.

— Думаю, безусловно горячо — какая девица не мечтает сбежать с любимым за море? Хотя куда чаще встречаются те, что вечность ждут у берега те самые атласные красные паруса. — Чезаре едва слышно хихикнула, из-под коротких, чётких движений её кисти возникала пена. — Хотя это непросто, правда? Я заметила, чтобы начать новую жизнь или даже окончить старую, надо непременно разобраться со всем, что тебя там держит. Я ведь поэтому и вернулась в Альфедену — точно не для того, чтобы здесь остаться.

Она немного помолчала. Как утку поманить посреди болота — и затаиться в камышах.

— Так что, не знаю, как там за пределами Валуара — честно говоря, он мне по душе! — но ведь в сущности нет никакой разницы. Помнишь? "Совершенно неважно, что смотреть, главное, с кем". Пожалуй, я именно так считаю, — а затем добавила совсем уж тихо, спрятав взгляд в глубине миски, — а если ты хотел другого ответа, то спроси меня серьёзно — вне игры.

Как это уже случалось раньше, Чезаре ни мгновение не пожелала оставаться там, где ей было горько. Там, где её правда могла испугать и оттолкнуть, поэтому безо всяких драматических пауз она прислонилась спиной к столешнице, повела в воздухе рукой, стряхивая с кисточки из волос пену, и широко улыбнулась Рене:

— Но со мной всё понятно — мне и держаться не за что. А что насчёт тебя? Что за потаённое желание покинуть не то что Валуар — виват, Валуар! — но даже и Атрию? Потому что я в жизни не поверю, что ты готов сойти с пути правосудия. Это же не уже не просто профессия — это часть тебя. Ты хоть в Быстрицком кесарстве окажись, могу поспорить, через день тем же займёшься! И то день я накинула на совместное освоение новых локаций взамен утраченных, ну, знаешь: балкон, исповедальня, эта кухня... — Она весело подмигнула инспектору. — Признавайся, что там? Семеро по лавкам сидят, а супруга — бывшая коллега, получше любой гончей след возьмёт? В карты проигрался? Или просто осточертело лилльское кружево, луковый суп и кокетливые мушки на скулах? Хотя бы тепло, ну?

Она шкодливо коснулась собственной родинки — прямо на скуле под левым глазом. Вполне настоящей.

Итак, господин ищейка, удовлетворён ли ты результатом своего удара под дых?

Она ошиблась.

Каталина смотрела, как Рене заходится во мнимом приступе кашля, и остро ощущала — она ошиблась. Он не собирался её допрашивать. Не целился, как бы половчее погрузить в доверчиво подставленное нутро холодный, острый крюк для туш, чтобы силой выудить лёгкие ответы. Просто не догадался, не сообразил, не понял. Сделал поспешный шаг и невольно пересёк незримую границу дозволенного. Инспектор был неправдоподобно проницателен, и всё же оставался человеком со своими слабостями. И, что ещё хуже, настоящим валуарцем!

— Ха, отнюдь!

— Ну-ка! Пусти! — Чезаре взбрыкнула, громко охнула, едва не перевернув миску с мыльной пеной, наверняка больно упёрлась локтём под чужое ребро и наконец рассмеялась: — Рене, я же разолью! И это не пустая угроза!

"Вдовец, патологически честен, за то и сослан из столицы." Её куратор предпочёл проявить неуместное чувство юмора и сэкономить пару-тройку золотых на словах вместо того, чтобы выдать необходимую информацию. Разрази его подагра! И теперь оставалось только гадать, на какую ноту настроена та струна, которую она так неосторожно задела. А что, если логическая цепочка выстраивалась совершенно иначе? Что, если..? Каталина досадливо повела плечом, расстроенная своим промахом, но...

... но Чезаре лишь плотнее прижалась к плечу Рене. Её проказливый смех легко и естественно затих, а очередной глубокий выдох подкрасился в тёплые тона удовольствия. Она склонила голову набок, вновь охотно подставляя шею под рваные поцелуи, а узкая ладонь споро скользнула под расстёгнутую рубашку. Иногда порыв сделать всё быстро и грубо был чертовски заразителен!

"Патологически честен, оттого овдовел и сослан из столицы." Хорошо, броская и неожиданная догадка. В глубине груди шевельнулось что-то, похожее на чувство вины: шпионка не думала, что укол самым остриём шпаги принесёт столько крови. В новой версии событий было столько же букв, однако, смысл кардинально менялся. Теперь получалось, что это она сделала тот самый поспешный шаг и превратилась в злого полицейского на допросе. И уже совершенно неважно, из каких — ошибочных, мать его! — побуждений она это затеяла. Главное, что она весьма успешно выбила землю из-под ног Маршана, а такой фокус не прокатит дважды. Теперь решать нужно было быстро. Что ей делать: шагнуть вперёд или податься назад, пока он замер в нерешительности?

— Рене, почему..? — Почему это важно? Чезаре крупно вздрогнула и оборвала себя на полуслове. Как и вчера, она напряжённо замерла, стоило инспектору продемонстрировать хотя бы намёк на неравенство сил и главенствующее положение в их дуэте. Но в этот раз ненадолго. Пара неровных тактов сердца, и она сначала сглотнула, а затем нерешительно улыбнулась. Едва повернувшись к нему, скосила потемневшие золотые глаза в поисках ответного взгляда и ласково потёрлась щекой о намыленную щёку. — Почему ты решил, что оно на мне есть?

Она оставалась около его уха ровно столько, сколько потребовалось, чтобы позволить прерывистому дыханию несколько раз коснуться влажной кожи, а смыслу сказанных слов достичь разума Рене. После чего не удержалась и лукаво выгнула брови, улыбнулась шире и вновь рассмеялась, выскальзывая из его объятий и на ходу одёргивая перекосившуюся блузку.

— Держите руки на виду, месье специальный инспектор!

Это важно. Поэтому не трогай его, оставь в покое. Отвлеки и заставь забыть о том, что произошло в его жизни. Он уже выбрал свой путь решения этой беды — дорога, уводящая вдаль, и можно даже не смотреть под ноги. Пожалуйста, не лезь в чужую душу грязными руками — непременно оставишь следы. И неважно, есть ли на тебе перчатки.

Каталина не глядя схватила полотенце со столешницы и стёрла остатки пены с шеи. Её взгляд не отрывался от Рене, а на лице по-прежнему светилась чрезмерно широкая улыбка. У неё нет поводов тревожиться за него, и всё-таки она сомневалась.

— ... заставь меня сиять!

— Не хочу хвастаться, но я только этим и занимаюсь, начиная со вчерашнего дня, — она переняла бритву из его рук без особенного пиетета, деловито проверила остроту лезвия, срезав волосок на предплечье, и удовлетворённо хмыкнула, — не без огрехов, но я довольна хороша в этом.

Придётся себе признаться: в этой игре им обоим понадобилась пауза. Отложив инструмент, она скрылась в комнате, чтобы достать пару свежих полотенец из шифоньера: одно стоило накинуть на плечи Маршана, второе оставить под рукой удобства ради. Вернувшись, она оценивающе оглядела фронт работ, недовольно вздохнула, но послушно склонилась над ним. Ей нравилась лёгкая небрежность его образа.

— ... а про луковый суп шутить не смей.

— Заставь меня, — девчонка вздёрнула брови и непривычно сдержанно хихикнула, целиком поглощённая своим опасным занятием. От усердия она даже чуть приоткрыла рот. — Шутки про луковый суп — основа супружеских отношений Италики и Валуара. Вот увидишь, однажды мы всё-таки отстоим свою независимость и объявим луковый суп вне закона на жемчужных берегах.

Это важно. Она вновь между делом ввернула это безобидное словечко в совершенно ином контексте — "супружеских". И тут же ощутила, как Маршан дёрнулся под её пальцами. Стало быть, она и правда задела его этим. Куда там блондинке и той нелепой форме ревности, что она силилась вызвать! Здесь было нечто настоящее. И, быть может, стоило позволить проскочившей между ними искре уважения и приязни разгореться чуть ярче, осветить не только историю Чезаре, но и самого Рене. Он хороший человек, и если вдруг ему станет хоть немного легче..!

— ... у нас вообще в участке симпатичных девиц было не так много.

— Меня удивляет, что они вообще были, — Каталина качнула головой и облизнула пересохшие губы, скорее, в такт собственным мыслям, чем ради поддержания их маленького разговора, — девицы плохо переносят бесстрастные объятия Судьи, тем более, симпатичные.

Нет, подойти ближе — априори сделать ещё хуже. Эта история уже не вписывается в рамки простого попутчика. Не выйдет излить душу, зная, что вы и не повстречаетесь больше никогда. Она только свяжет их — если уж Ворон прямо сейчас размышляет о том, как лучше для некого Рене Маршана, а не для выполнения контракта! Нет, со всех сторон лучше не лезть дальше и аккуратно обойти тревожную тему. Любопытство кошку сгубило, легко погубит и невысокие шансы Чезаре на справедливость.

Приняв решение, Каталина тихонько выдохнула и отвела лезвие, в который раз вытирая его о полотенце.

— Думаю, здесь холоднее всего. Я вдовец.

Её пальцы дрогнули, и она так и замерла, склонившись над ним. Вот, значит, как он решил. Такие вещи редко говорят мимолётным любовницам, пусть даже и после свежеприготовленных гренок. Это ведь непросто, она уверена, что ему было непросто это сказать. Но просить прощения за разбережённые раны она не спешила. Медленно выпрямилась, снова обтёрла лезвие и без улыбки всмотрелась в васильковые глаза. Едва заметно свела брови к переносице, обеспокоенно, поджала губы, облизнула их и тут же выдохнула. Вся её многословность куда-то разом исчезла.

Он опомнился первым.

— ...но меня, как человека умеющего пользоваться и песочными, и механическими часами, волнует «когда»...

— Ты и вправду решил спросить второй раз..? Не шутил..?

Она ответила ему совсем уж тихо.

Время текло медленно, а Каталина продолжала всматриваться в лицо Рене. Он слегка побледнел. Машинально наговаривает излишние подробности. Переводит тему обратно в безопасное русло. Подмигивает и улыбается. А она не знает, что ему ответить!

Можно подумать, это ей он предложил только что сбежать. Да так далеко, что и Воронам будет непросто их достать, — на другой континент. И можно будет не вспоминать, каково это было, быть неживой среди живых, молчаливой среди говорящих, незаметной среди толпы. Нет, жарить гренки по утрам, днём обсуждать спектакли, а по вечерам танцевать. И спокойно закрывать глаза ночью, не ожидая никакой беды, чувствуя рядом живое, небезразличное тепло.

Вот только не ей. Сложно завидовать Чезаре, и всё-таки.

Наконец она сжала его пальцы и улыбнулась, очень робко. Отвела глаза, отняла руки, снова сполоснула лезвие. Не спеша подобрала юбку и умостилась на коленях Маршана. Теперь аккуратно. Это ключевая сцена спектакля, нельзя её запороть чрезмерной игрой.

— Конечно, пропустила, — хмыкнула она с почти сердитым весельем, — ты же болтал без умолку. Думаешь, просто работать в таких условиях? Между прочим, усов я ещё даже не касалась. Хотя, мне кажется, они бы тебе пошли. Но без-ус-ловно не так сильно, как эта лёгкая небритость. Знаешь, будучи начисто выбритым, ты выглядишь пугающе строго! Такой весь из себя неумолимый специальный инспектор — его не сбить со следа, не подкупить, не напугать, не разжалобить! — гроза всех злодеев в империи. И, возможно, в парочке соседних стран.

Танцовщица хихикнула, но как-то деланно, и вновь умолкла, сосредоточенно выскабливая пух над верхней губой. Закончив, она аккуратно подхватила его тремя пальцами за подбородок и повернула влево, затем вправо, выискивая огрехи в своей работе. Цокнула языком, вновь намылила край челюсти, прошлась ещё раз бритвой. Стёрла остатки пены полотенцем и мягко проверила гладкость тыльной стороной ладони. Только теперь она отложила инструмент и подняла взгляд на Рене.

— Это был хороший вопрос, пусть и неожиданно поспешный. Но я... я не... — Чезаре суетливо выдохнула, неспособная собраться с мыслями, и покачала головой. Отвела взгляд, сглотнула и снова посмотрела на Маршана. И вдруг совершенно по-детски обвила его шею руками, доверительно прижалась и крепко зажмурилась. — Знаешь, я не представляю, как нас угораздило встретиться. Звучит глупо, но я понимаю, что ты... знаю, как нелегко...

Что ты чувствуешь, как нелегко об этом говорить. Каталина в точности помнила, каково это, терять близких тебе людей. И совсем неважно, сложились ли так обстоятельства, или виной тому стала чужая злая воля. Это было по-прежнему больно. Такую страницу собственной истории не перевернёшь просто так — пятно непременно найдётся и на следующих.

— ... это всегда странно и вслух произносить, и слышать, да? Я не хотела тебя задеть, просто...

Хотела. Чезаре просто дурачилась, ввернула неуместную шутку, но Каталина точно знала, что говорит небезосновательно. Маршан задел Чезаре за живое, она толкнула в ответ его самого. Всё честно. Только отчего-то остался неприятный привкус. Почему-то ей было не всё равно, что улыбка валуарца вдруг перестала быть такой искренней и беззаботной.

— ... то, что ты вчера увидел случайно — это лишь малая часть. Ничего не значащая деталь, и я...

Когда это насилие стало ничего не значащей деталью? Когда перестало быть омерзительным? Оно сломило маленькую девочку, лишило её карьеры и надежды на семейную жизнь. Театральный руководитель предпочёл взять кого-то, кто может танцевать, жених решил, что легко найдёт симпатичную девицу с приданным, подруге очень скоро надоело нести на себе такой эмоциональный груз. И всё же Чезаре действительно не считала этот эпизод чем-то особенным. В её уме он мерк по сравнению с остальными событиями.

— ... и я не знаю, что тебе ответить. Мне хорошо рядом с тобой, Рене. Но разве я могу просто взвалить на тебя эти вопросы — как и когда? Мне самой с ними не справиться.

Теперь её била дрожь. Но Чезаре не плакала. Просто продолжала прижиматься к его шее, как вчера утром в лавке, и молчала.

Как о таком вообще рассказывают? Буднично. Вот прямо как Рене только что — я вдовец. Так же могла бы рассказать о себе Каталина, совершенно не напрягаясь: да, сирота, с шести лет на подготовке у Воронов, да, теряла, находила и снова теряла, пока не подчинилась, не уняла живой огонь в нутре.

Но Чезаре так не умела. Она молча переносила свои невзгоды, не поделилась бы и сейчас.

— Мне хорошо рядом с тобой, — вдруг негромко, но уверенно повторила она, и в груди Рене должно было снова расцвести тепло.

Вновь прокинуть мостик промеж двумя сознаниями куда проще во второй раз, когда края обрыва уже обработаны; когда установлены опоры, а в сознание вбиты стальные петли. Каталине всегда нравился собственный почерк — он отражал её подноготную лучше любых слов. И служил прекрасным ответом на тот вопрос, который безрассудно задал ей Рене.

Вот и сейчас, всё, что она собиралась сделать — это дать ему ответы. Но с ментальной магией никогда нельзя быть до конца уверенным.

---

Комната, в которой она оказалась, была светлой и чистой. Под ногами краснел тёмный лакированный дуб. За окном, она убеждена, раскинулся Лормонт — даже виднеется купол церквушки у площади Сен-Гиллеспи.

"Под ногами?.."

Каталина неловко поднесла руку к глазам. У её сознания не было телесного воплощения, и нужно было вложить немало сил, чтобы его создать. Она осмотрела себя и тут же судорожно втянула носом воздух. Она не выглядела как Чезаре. Здесь — где бы ни было это здесь! — она была собой. Никаких шрамов, коричневые штаны, свободная белая рубаха и те самые тёмно-бордовые кожаные перчатки. Блестящие пуговицы перекликаются с золотом в волосах. Чуть оттянув ворот, она взглянула вниз — чужая воля даже проявила татуировку на солнечном сплетении, скрытое тавро Воронов.

И как прикажете объяснять это отнюдь не легковерному Маршану? Впрочем, позорное бегство вызвало бы ещё больше вопросов. Справившись с собой, Каталина осторожно подняла глаза. И тут же поймала ответный взгляд василькового цвета.

Один. Второй? Третий..!?

— Рене..? — неуверенно уточнила она. — Что... Что..? Что!?

"КАКОГО, МАТЬ ЕГО, ЧЁРТА!?"

Знакомо ли вам это чувство, когда едва-едва удерживая равновесие, тихонечко крадёшься по льду, замираешь на каждом шагу, ожидая услышать сухой треск, и, в конце концов, когда ты уже почти дошёл до безопасного берега, - БРЯК! - ка-а-ак падаешь с размаха прямо на задницу? Горько, досадно, почти по-детски обидно.

- Трёх классов церковно-приходской школы не хватит, чтобы по достоинству оценить подобный материал, - упрямо вздёрнув подбородок, парировала Каталина и расплылась в одной из своих фирменных залихватских улыбок. Напряжённо и звонко, почти лихорадочно. Пальцы, обтянутые багровой кожей перчаток, свели края рубашки, прижимая их к груди в притворной стеснительности - обдуманный жест, призванный сместить фокус внимания инспектора от центра грудной клетки выше - к самой груди. - Но могу собственноручно закатать уважаемым месье губу - самый близкий контакт с женщиной, на который они могут рассчитывать в сложившейся ситуации.

"Между прочим, за такое принято доплачивать," - машинально хрюкнула она про себя, окидывая внимательным взглядом трёх мужчин напротив, совершенно непохожих и одновременно одинаковых. Разный возраст, разная манера держаться - один и тот же месье Маршан. Определённо не тот Маршан, который... Шпионка прищурилась, пытаясь поймать стремительно ускользавшую от неё нить повествования. Нечто в этой картине ей казалось неправильным, но она никак не могла понять, что именно. Только помнила яркость своего удивления несколько мгновений назад. Плохо.

- Уму непостижимо, валуарец! И, словно этого было мало, он ещё и из столицы!

Она показательно скрестила руки на груди и, громко хмыкнув, закатила глаза. Но тут же вздрогнула, резко вскинула руку к лицу и коротко, шумно вдохнула - по щеке скользнула вниз холодная слеза. Чезаре, точно! Она хотела рассказать ему что-то о ней, подкинуть ещё одну деталь. Холера! Мало того, что ей хватило неуклюжести поскользнуться на собственной хитрости, так она ещё и позабыла, в какой стороне берег, к которому она так усердно кралась. И теперь одно неверное движение - и по гладкому, отполированному льду истории Чезаре Бруно разбежится сеточка трещин. Очень плохо.

- Но насколько я себя помню, приличные мадемуазель предпочитают юбки...

- Спорно, - выгнув бровь дугой, перебила она Рене. Нужно было не дать ему собраться с мыслями до того, как она вспомнит все обстоятельства. Бессмысленный, забавный спор вполне подойдёт.

- ...и менее броские юбки.

- Вдвойне спорно, - наклонившись к Констеблю, Каталина приставила ко рту ребро ладони и добавила интригующим шёпотом: - Неужели история с переодеванием в айзенскую la courtisane тебя ничему не научила? Или перспектива нащупать чужой пистоль во время приятной прогулки не смущает лормонтского парня?

И не подумав следовать букве приличий, она негромко хихикнула над последовавшей затем перепалкой мужчин, подмечая про себя и то, как по-прежнему отдаётся усталость в голосе Констебля, когда он вспоминает историю про бал, и как досадливо дерзит в ответ Адепт - ведь он уже второй раз шутит про отца. Всё, что тебя не убивает, оставляет после себя охренительные чёрные шуточки, да? И всё-таки эти двое ей нравились. Не было ни единого повода, почему бы они могли не понравиться Чезаре тех шаловливых времён, когда она не пряталась от чужого взгляда, а искала его, а значит, и могла позволить себе подобный наряд.

Однако, когда в игру вступил третий Рене, девушка мгновенно погасла: спрятала потемневший взгляд, прижала к груди переплетённые пальцы и даже сделала робкий шаг назад. Только для того, чтобы обнаружить Констебля, который отрезал ей даже эфемерную возможность отступить. Бездна тебя раздери, Рене, неужели из твоей цепкой, как болотистая топь, головы так легко вылетел один просто факт? Или же страхи Чезаре просто не имели для тебя значения?

Ни единым жестом Каталина не показала, как её встревожила резкая смена обстановки. Оказавшись на стуле, - спасибо деликатному месье Маршану, не на табуретке! - она подтянула колени к подбородку и обхватила их руками нарочито медленно и тихо, словно любой резкий звук или жест мог спровоцировать тех, кто находился в комнате. Она по-прежнему не поднимала взгляд и не отвечала на слова Инспектора. И лишь когда он вновь выпустил облако дыма, что-то в ней неуловимо переменилось: она чуть приподняла лицо и втянула носом воздух, одной лишь мыслью заставляя струйки дыма скользнуть к ней и окутать на мгновение. Затем она снова отвернулась, на этот раз к окну.

Что там промелькнуло - одна из лормонтских площадей? Довольно большая, удивительно пустая, словно в центре расчистили место под постройку сцены. Однако едва ли этот тот самый симпатичный сквер, в котором они вчера пили вино и обменивались безобидными вопросами. Едва ли вопросы будут безобидные.

Трое Рене обменивались остротами - Чезаре оставалась безучастна. Ровно в той же мере, в какой безучастен к своей участи зверёк, который учуял хищника и притворился мёртвым. Но когда прямо перед ней появился Адепт, по-видимому, не выдержавший её молчания, она неуверенно ему улыбнулась:

- Когда это мы перешли от таких обтекаемых абстракций, как шхуна и каравелла, прямиком к обезоруживающей жопе? Нет, я...

Он перебил её, заставив Каталину недовольно сощуриться, но она позволила забавному юноше продолжить свой хвастливый монолог. Кое-что общее у ипостасей Маршана всё же было - хвастливость. И если Адепт стремился выпятить своё поистине церковно-приходское чувство юмора, а Констебль от души посыпал юношеский максимализм перемолотым ядрёным скепсисом, то Инспектор щедро предоставлял этим двоим возможность покрасоваться, предпочитая в нужный момент поставить жирную точку и надавить посильнее. Значит, таков его привычный шаблон поведения.

Но что, если она перевернёт игру? Нужно только подгадать момент.

Тем временем, Инспектор встал, заставив Чезаре, развеселившуюся было рядом с Адептом, вновь сжаться под его пристальным взглядом. Синий мундир без единой неуставной складки, накрахмаленный ворот рубахи, безукоризненно белые перчатки. Интересно, этот Рене уже был женат? Как иначе объяснить это чудесное превращение из небритого, хмурого Констебля в педантичное чудовище?

- Ты не прав, - тихо, слишком тихо ответила она. Но прежде, чем, она успела продолжить, тьма навалились на неё, заставив судорожно схватиться за кромку стола.

***

«Как удобно, что здесь не нужны слова.»
[indent]«Думаю, здесь холоднее всего. Я вдовец.»
[indent]«В этот раз ты зашла слишком далеко, милая.»

Она не здесь, она всё ещё сидит на коленях Рене. И влажное полотенце, висящее у неё на плече, промочило тонкий лён блузки. Липнет, неприятно.

- Больно... - едва слышно пробормотала ему на ухо Каталина, прежде чем спрятать лицо у основания шеи мужчины. Её пальцы мягко зарылись в пшеничные пряди на затылке. 

О чём он ей говорил? Она зашла слишком далеко, попытавшись вернуть ему его же вопросы - "как" и "когда"? Или эти слова принадлежали Инспектору, который не был рад увидеть мимолётную любовницу за "круглым" столом своего подсознания?

О чём говорила она ему? О том ли, что ей больно слышать это после того, как он сам предложил ей помочь? Или о тонкой струйке крови, которая вытекала из её носа и капала на белый воротник рубашки детектива?

Ничего непонятно. Всё перепуталось.

***

Только теперь Каталина вспомнила целиком, что произошло. Мутная боль пульсировала в висках.

Каждый неспешный шаг Инспектора отдавался гулким эхом в пустой комнате. Каждый шаг заставлял тень, которую отбрасывал стул Чезаре, вздрагивать, становиться плотнее и непрогляднее, пока она не превратилась в сплошное чёрное пятно - отсутствие всего, на котором, согласно некоему парадоксу, всё ещё стоит стул.

Когда Инспектор начал задавать вопросы, Чезаре не подняла на него взгляд: он по-прежнему упирался в кромку стола.

Когда трубка стукнулась о край стола, по несуществующему полу прокатилась блестящая пуговица: её они оба уже как-то раз видели - на её гранях танцевали отблески огня, которого не было.

Огня, который был, - он вспыхнул за спиной Чезаре, пожирая спинку стула, на котором она сидела. Языки пламени споро поднимались выше, желая перекинуться на танцовщицу. И, словно заметив это, горлица за окном начала неистово бить клювом по стеклу.

И вдруг игра перевернулась!

- Перчатки? Почему ты спросил? - Каталина сидела прямо на столе, в самом его центре, подобрав под себя ноги по-шиярски. На её лице играла широкая, светлая улыбка без тени страха, а окованные сталью каблуки сапог задорно поблёскивали в контрастно тусклой комнате. Наклонившись вперёд, она пихнула в спину Адепта, сопроводив его трагически неловкий полёт с края стола звонким хрюком: - Месье Школяр, извольте уступить кафедру мадемуазель, будьте так любезны, спасибо.

Стул остался пустым, он больше не горел. Только чёрно-серебряное пятно золы отпечаталось там, где прижималась узкая спина италийки, и то стремительно меркло. Что любопытно, пропала и дверь за спиной Инспектора. О ней она пока сожалела мало - чем бы эта дверь ни была, она явно не вела наружу. Каталина помедлила и перевела взгляд за окно: стоило ей перестать пытаться изменять эту реальность, принадлежащую Рене, как птица успокоилась. Подсознание ярко реагировало на любые её попытки вмешательства - вина или выработанной годами служебной чуйки, или вполне конкретной дрессировки инспекторов. Не страшно, конечно, целей что-то менять у неё и не было, но в значительной мере неприятно.

Итак, всего два правила ей потребуется соблюдать, чтобы выбраться из этой передряги: чтить политику ненасилия, подталкивая Рене самостоятельно менять антураж, и не лгать. Первое практически гарантирует ей то, что этот подсознательный мир не примет её за врага и не постарается навредить, например, выстрелив из вон того пистоля, но второе... Второе было куда как важнее! Ляпни что-нибудь не то, и Рене больше не поверит в занятную игру Чезаре, и даже сам не поймёт почему - так будет подсказывать его интуиция.

Оглашать правила Инспектору, впрочем, Ворон не собирался.

- Роскошная шляпа! Можно?

Уперев руку в поверхность стола, Каталина откинулась назад и повернулась к сидевшему поодаль Констеблю. Непринуждённым движением, она водрузила шляпу на голову и совершенно по-детски, проказливо улыбнулась ему. Разумеется, шляпа оказалась ей велика, и она придерживала её за край полей, чтобы та ненароком не скатилась на лоб. На лежавший рядом заряженный пистоль она даже не взглянула, хотя дуло оказалось направленным прямо на неё. Невольно она задалась вопросом: так и было, когда Констебль выложил оружие на стол, или то само провернулось под шляпой, когда она внезапно появилась рядом? Так или иначе, выстрел тоже может быть выходом наружу, но слишком грязным, чтобы всерьёз задумываться о такой перспективе.

- А ты был тот ещё франт, а, месье Ван Хельсинг? - Она скорчила смешную гримасу. В этом кожаном плаще, широком и длинном, щетинистый во всех смыслах Маршан и правда напоминал известного героя сильванских романов, некого охотника на вампиров. Казалось бы, совершенно не сильванское чтиво, но знали бы вы, что он там творил с дочерью одного древнего графа! Иными словами, такие пикантные тексты и проклятым по вкусу. Возможно, только им. - Такое перо ни одну даму не оставит равнодушной, особенно, если не подкидывать в небеса стандарты.

Ещё один взгляд в окно. Кажется, небо потихоньку проясняется, даже несколько смелых лучей заплясали на серебряных макушках Сан-Гиллеспи. Птице надоело рассматривать флиртующую девицу, деловито промурлыкав что-то, она вспорхнула и перелетела на соседнюю крышу. Прекрасно. Значит, пользоваться имеющимся антуражем не запрещено.

- Это было грубо, - вдруг сказала танцовщица тише и опустила взгляд к шляпе, которую устроила на своих бёдрах. Она погладила перо вдоль остова, прежде чем пояснить. - Перемещать меня прямо за стол, не спросив, словно нашкодившую преступницу, - грубо.

Резкая смена интонации была призвана обескуражить Инспектора, сбить со следа. Ни разу не взглянувшая на него до этого момента Чезаре, наконец, поймала васильковый взгляд и мягко улыбнулась:

- Ничего. Я всё равно отвечу на твои вопросы. Они вполне справедливы, хоть ты и оказался поспешен в своих выводах. Точно не дока в магии, - она чуть наморщила нос, легонько кольнув самолюбие детектива, но следующие слова дались ей сложно. Смущённо коснувшись задней стороны шеи, она глянула на него исподлобья и тихонько попросила: - Только у меня будет одна просьба, Рене. Мог бы ты... снять мундир и перчатки? Пожалуйста? Я, ну... Ты ведь знаешь. А сейчас, - поспешила оправдаться она, - любая мелочь важна. И опасна, месье Ван Хельсинг прав.

В их новой игре наметились очевидные правила. Адепт превратился в Школяра, Констебль стал Охотником на чудовищ, а Инспектора она намеренно отказывалась звать Инспектором, взывая к тому, кем он был рядом с ней - к Рене Маршану, способному смотреть на неё ласково. Если он откажется... Что же, это тоже полезная информация, явным образом обозначенный уровень симпатии и уважения. Не дожидаясь его ответа, она продолжила чуть увереннее:

- Перчатки - это подарок, - Каталина стянула одну с правой руки и ласково провела по объёмному узорному шву. Главное, не лгать. Ой, как непросто, когда вопрос вдруг касается какой-то значимой вещи. Вообще-то этой... она предпочитала ни с кем не делиться. - От моего наставника. Сделанный в достаточно сложный, переходный для меня момент.

Она снова умолкла, внимательно подбирая слова и надеясь, что он не захочет узнавать подробности. Затем, словно нащупала разгадку, повела плечами, выпрямляя спину, и добавила в привычной бойкой манере:

- Восхитительный цвет, выделка лорани, их собственные рецепты дубильных веществ. А ещё мне очень идёт! Скажи ведь? Комплимент - прекрасный повод для знакомства. Кстати, да, каравелла засчитана. И что ещё за принцип "жопы"? Я заинтригована!

Весело фыркнув, она подмигнула Адепту, который явно желал быть в каждой бочке затычкой - и грех было его такой возможности лишать, особенно, когда дальше раскрывать тему не особенно-то и хочется. Подвижный, эмоциональный юноша был немногим младше неё и, честно сказать, с ним ей было бы проще всего найти общий язык.

- Что же касается других твоих вопросов, знаешь, - Каталина лукаво улыбнулась, - зайцев бояться - в лес не ходить.

Она вдруг стала серьёзной.

- Ты, разумеется, прав. Но ты был бы прав в той же мере, если бы посоветовал не дышать, потому что миазмы далёкой Сены губительны, или лишить себя зрения, потому что игра мадемуазель Коллет паршивая. Даже хуже - как если бы от рождения слепой человек порекомендовал зрячему не открывать глаз, потому что тогда его увидят. Так что, начнём с основ, да, гулять по чужим мыслям несомненно опасно, но... - она вдруг запнулась и продолжила гораздо тише, - ...это не делает мои собственные мысли проходным двором. Иначе я бы уже давно сошла с ума.

При последних словах плечи Каталины столь явно поникли, что не заметить это было чертовски сложно. За озвученной правдой явно крылась история. Даже две: одна принадлежала Чезаре и могла дополнить её линию в глазах детектива, придав ей большую осмысленность; вторая же касалась непосредственно самой шпионки, но едва ли она осознавала это, когда пробежалась пальцами вдоль сокрытой рубашкой татуировки под грудью.

Может быть, обе никогда и не раскроются. А может, несносный Рене Маршан вспомнит об этом в самый неподходящий момент.

Так или иначе, она вдруг бойко соскочила со стола, прекратив подвергать экзекуции многострадальную шляпу. На то, что осталось от пера, было жалко смотреть.

- Так вот. Может быть, я и зашла слишком далеко, но я не... - не находя слов, италийка бессильно обрисовала в воздухе фигуру, - ...не собиралась гулять по твоим мыслям. Это вышло случайно. Как бы объяснить?

Она прикусила губу и глянула на Инспектора исподлобья, виновато. Немного помолчала, заламывая руки, и наконец шумно выдохнула:

- Я хотела тебе показать кое-что. Но всё пошло наперекосяк, - призналась она и открыто, чересчур доверчиво поймала взгляд Рене, - как если бы... как... как утром в лавке.

Она пересекла разделявшее их пространство и села на край стола, поближе к Инспектору. Ещё один доходчивый намёк, что рядом с ней ему совершенно излишне быть человеком Судьи.

- Ты придерживал лестницу, пока я искала воспоминание на полках своего сознания, - Каталина нахмурилась, затем коротко хохотнула и качнула головой. Устало зажмурившись, потёрла переносицу: вчерашний день показался удивительно далёким. И чем дольше она тут остаётся, тем менее реальным он ощущается. - Но что-то произошло, и мы снова оказались на полу. Разница в том, что теперь мы оба не можем открыть глаза, понимаешь?

Вряд ли он понимал. Признаться честно, она и сама не слишком понимала, что происходит. Но нарастающая головная боль безо всякой деликатности сообщала: что бы это ни было, надо заканчивать поскорее. Но чтобы найти выход, неплохо бы сначала, где они вообще находятся и почему. Это уже ниточка, с этим можно работать.

- Я не выбирала оказаться здесь, - неловко подытожила она. - И не уверена, как это вышло. Может быть, ты сам этого захотел. Или... - аккуратно заметила она, несмело ища его взгляд, - ...тебе это было нужно. Так или иначе, вопрос "где мы" чертовски хорош! 

Каталина позволила себе нежно улыбнуться и заправить прядь за ухо, подбираясь к Рене ещё чуть ближе.

- Мой подход ты знаешь - главное, не где, а с кем. Так что отвечать придётся тебе. Как ты думаешь, где мы, Рене?

И был ещё четвёртый Рене. Оставалось только молиться Безбрежным, чтобы он был где-то здесь, иначе... Нет, никаких иначе, ей придётся убедиться, что он здесь, прежде чем она уйдёт.

Отредактировано Setareh al Alshirae (18.11.24 23:37)

Будто подброшенная в воздух золотая монета, их новая игра перевернулась. Да так легко, словно Рене того и дожидался. Только напоследок блеснула холодная, как отполированное дуло пистоли, улыбка Инспектора. Однако никакого дальнейшего давления не последовало, и Каталина расслабилась, позволив себе заранее записать очко на свой счёт.

- Ах, значит, не франтовство и не кокетство? Но вот щегольство вы с годами приумножили, месье Охотник, - неразборчиво хрюкнула она себе под нос и тут же покачала головой, призывая извинить её за неуместный комментарий. Притом так непринуждённо, как будто не о ней сейчас шла речь за этим вдруг синхронно похорошевшим столом. - Вы слишком строги к себе: и публика, и компания из вас вышла весьма приятная. Дело ведь не в бритве.

Тёплый янтарный взгляд скользнул по краю гладко выбритой, но сведённой челюсти Инспектора. Он поморщился. Она же осеклась, инстинктивно сжалась и постаралась как можно более неприметно отодвинуться от его руки. А когда ей это не удалось, обернулась к Констеблю за поддержкой - и благодарно ему улыбнулась в ответ.

Было бы вполне логично рассудить, что робкая танцовщица вновь испугалась белых перчаток и служебной выправки, но это была лишь половина правды. На самом деле, стоило ей выдохнуть и перестать опасаться, что её раскроют по щелчку пальцев, как нить воспоминаний о рабочем контракте выскользнула из её рук. Чезаре превратилась лишь в ещё одно имя в длинном списке ролей. Под перекрёстным огнем васильковых взглядов оказалась сама Каталина. И отчего-то всего на одно мгновение она испугалась, что Рене Маршан узнал о ней всю правду. Какую правду? Она сейчас и сама не сможет сказать точно. Почему это важно? Потому что это важно! Ей было не всё равно. Ей не хотелось, чтобы он вот так отвернулся от неё.

Что значит - "отвернулся"? Она нерешительно вывела несколько полос на замшевой вставке на бедре, будто перекатывая это слово под пальцами вместо ворса. Смысл ускользал. Чем дольше она здесь находилась, тем меньшее значение имели причинно-следственные связи, тем больше от глаз отдалялся горизонт долгосрочных перспектив. Вес имело лишь то, что происходило прямо сейчас - и пульсирующая головная боль.

А прямо сейчас трое Маршанов выносили свой вердикт. Ничуть неудивительно, вполне естественно, но несколько волнительно и страшно. Впрочем, ведь двое уже были на её стороне, а третий наверняка лишь изображает из себя неприступную крепость.

Удивительно было другое.

- Ты всё-таки читал Тюдо..! - понизив голос до шёпота, она качнулась и склонилась поближе к Адепту, чтобы заговорщически ткнуть его локтём в бок. Ни дать, ни взять два нерадивых школяра на задних партах. Каталина хихикнула, подпёрла подбородок кулаком и как можно небрежнее поинтересовалась: - Нет никаких сомнений, что женский каприз - закон. Но как насчёт чужой воли? Как думаешь, можно ли взаправду расколдовать Оборотницу?.. Ох, я... не помогаю, да?

Она весело глянула на юношу снизу вверх, но неровная линия плеч и мысок, подёргивающийся в такт неизвестной мелодии, выдавали в ней напряжение. Похоже, ответ её и правда интересовал чуть больше, чем обычная литературная дискуссия. Как жаль, что Рене не успел его дать.

- ... кажется, ты была для них настоящим сокровищем...

Слова Инспектора оказались резкими, как отрезвляющая пощёчина. Они, как и звук его шагов, отражались от стен комнаты, обретая больший вес. Поступь скоропалительных выводов и обвинительных приговоров. Оттолкнувшись от края стола, Каталина встала прямо и сложила руки на груди:

- Не называй меня так, - неожиданно твёрдо, даже строго потребовала она ото всех Маршанов разом и от Инспектора в частности - именно промеж его лопаток упёрся её взгляд, норовя  прожечь дыру. Затем, будто опомнившись, она добавила мягче: - Пожалуйста.

Время текло медленно. Он не поворачивался, она продолжала стоять на своём. Не так уж важно, на чём именно, - на старой просьбе или на новом требовании, - теперь италийку не сдвинул бы с места и лоранийский муравьиный лев. Намерение её было столь твёрдое, столь осязаемое, что оттягивало широкий пояс перевязью о двух кинжалах.

К счастью, Рене Маршан оказался мужчиной, не лишённым чувства собственного самосохранения. Он уступил первым.

Облегчённо рассмеявшись, италийка тут же вернулась к своей обычной манере поведения. Сделав шаг навстречу Инспектору, она присела в шутливом реверансе, отдавая ему должное: да, она лиса, да, это была дуэль, но и Рене повёл себя так, как предписывают законы чести - выстрелил в воздух. Светлая юбка, подол которой был украшен пурпурным узором океанийского происхождения, столь любимым среди жителей Жемчужной бухты, взметнулась у её ног. Впрочем, похоже девушка случившихся с ней перемен не заметила, пусть от прежнего её образа осталась лишь перчатка на левой руке.

Она внимательно слушала Маршана, пока, наконец, совершенно неожиданно не усмехнулась:

- Кладбище? - скомканно переспросила Каталина Араннай и бросила взгляд в окно поверх плеча Инспектора. - О, здесь мне самое место.

***

Тонкие, плетёные туфли-лодочки промокли мгновенно, но Каталину это нисколько не расстроило - так же легко они и сохли. Приподняв край шляпы, которая была ей безнадёжно велика, она обнаружила себя в центре неровного строя позеленевших, но сияющих курсантов. Разумеется, первым делом, она его нарушила, благодарно прижавшись к боку Констебля. Увы, намёк поделиться местом под плащом этот великолепный образчик валуарского мужчины не просёк.

- Пс-с-с, - она снова склонилась к юному Рене, приставив ладонь ребром ко рту, - а очаровательная особа - хотя бы женщина?.. Что? Про столицу и, особенно, законников чего только не рассказывают!

Девчонка тихонько прыснула, но под взглядом Инспектора - пускай, и благодушным! - выпрямилась и придала лицу торжественное выражение. И лишь в конце растерялась:

- Постой, но это не похоже на...

***

Тусклые, душные улочки столицы были ей хорошо знакомы. Как и мерзкие твари, которые, порой, их населяли. Раньше, чем она успела окинуть картину взглядом целиком, Каталина шагнула назад - за спину Инспектора. У неё не было никакого желания поближе знакомиться с одним из его трофеев.

«Он не захотел бы знакомиться с моими.»

- Если рапорты написаны так же сочно, как и последняя рецензия, я бы ознакомилась.

Почти деловое замечание. К нему бы прекрасно подошла ехидная улыбка прямиком лавочницы-книгочейки, но девушка оставалась строгой, смотрела на хвастливые улыбки слуг закона с профессиональной холодностью. Лормонтский душитель? Да, было такое, несколько лет назад. Она слышала об этом. Просто за инициалами Р.М. не стояло чёткого образа.

- Бросал бы ты это выражение, а то так без бороды и останешься, - весело прыснув, Каталина сложила руки на груди и подпёрла собой стену, несшую следы недавнего пожара. - Но, Рене, ведь это всё ещё не...

***

- ... смерть.

Шаловливая рука Адепта конвульсивно дёрнулась прямо рядом с её лодыжкой, норовя схватить, и девица проворно отскочила прочь. Глядя на него, она не сумела удержаться от улыбки. В конце концов, нельзя же такие старания напроказничать оставлять без награды?
   
[indent]«Кто убил её?»
[indent]«Как удобно, что здесь не нужны слова.»
[indent]«Думаю, здесь холоднее всего. Я вдовец.»
[indent]«В этот раз ты зашла слишком далеко, милая.»

Улыбка сошла с её лица мгновенно. В этот раз дверь приковывала к себе чужое внимание, не отпускала его. Она пестрела надписями, нечитаемыми, если в них вглядываться, и в то же время понятными с первого же взгляда; она влекла к себе и шептала всего несколько коротких, предельно чётких, но разрозненных фраз; она вносила в повествование ясность, как подводящий итоги эпилог, после которого остаётся лишь ещё больше вопросов. Ещё больше вопросов, но и один цельный ответ: настоящее кладбище было не на плацу перед академией, не среди узких улочек столицы и не на этой кухне.

Настоящее кладбище было за дверью, и мертвецом в нём явно был не Рене Маршан.

«Кто Рене Маршан?»

Трое мужчин мрачно рассмеялись. В этот раз Каталина их не поддержала. Вместо этого она сделала два неуверенных шага к двери - и остановилась. В груди потяжелело, а рёбра будто сдавило раскалённым стальным обручем. Головная боль накатила с новой силой, и она покачнулась, вынужденно опёрлась о край стола.
     
[indent]«Ворон, выходит, не человек вовсе — ему в такой потребности отказано.»
[indent]«Нечего лезть в чужую душу — поправить ничего не сумеешь, только наследишь.»
[indent]«Хотя бы один теплый вечер, наполненный покоем, легкостью и...»
[indent]«Да, моё сокровище?»

— Ну надо же, глас рассудка пробудился...

- Спасибо за экскурсию, Рене. Хотя, знаешь, я не согласна с твоими выводами, - судорожно скомкав рубашку на животе неприкрытой рукой, она опустила взгляд. Мокрая, но это вода, всего лишь вода. Юбка тоже промокла и липнет к ногам. Должно быть, уделалась на плацу. Смыть бы эти кристаллики соли, выступившие на голой коже плеч. - Да и кладбище, скажем прямо, экстравагантный выбор для проведения второй дуэли. Но я ценю это.

Она умолкла ненадолго, а затем вдруг поморщилась и тут же рассмеялась досадливо:

- Чёрт, почему ты угрожаешь мне луковым супом? Когда я успела проколоться, месье детектив?

Резкая перемена, непоследовательная, как и набор мыслей.

- Без маски гораздо приятней, - в следующий момент италийка стоит уже возле окна и легонько сжимает пальцы Адепта. Чем дальше от двери, тем легче ей дышится. Она вглядывается в лицо юноши с почти привычным ехидством: интересно, помнит ли он, как целовал её руки на карнавале? Может, она и вовсе говорила о другой маске. О золоте в волосах, отвлекавшим своим блеском, а ныне пропавшем, или о кинжалах, которые больше не оттягивали кожаный пояс. Да и сам пояс был широким и ярким куском ткани. - А для пощёчины никогда не бывает слишком рано. Особенно, если кавалер пришёлся по вкусу! Можно даже ознаменовать первую же встречу - главное, чтобы он запомнил.

Умостившись на краю рамы, Ворон смотрит вниз. Всего второй этаж, но мощённая мостовая ощущалась так далеко, как будто она выглядывает из окна галадринской Облачной Башни. Ничего, падать нестрашно. Она ловит себя на мысли, что непременно будет больно, умирать при контакте такой плотности и глубины погружения - куда? - непременно будет больно. Но это не имеет особенного значения. Вот только...

Её взгляд останавливается на Инспекторе. Он смотрит на дверь. Это его дверь, верно? И она уже пробовала подходить к этой двери. У неё не вышло. Как будто подходя к чужому кладбищу, она вторгается на своё собственное.
   
[indent]«Почему это они мертвецы? Он не прав.»
[indent]«Нечего лезть в чужую душу!»
[indent]«В Лормонте никогда не пахнет морем. Почему пахнет здесь?»
[indent]«Он всегда один напротив этой двери?»
[indent]«Он никогда её не открывает.»
[indent]«Тем более, не трогай! Испачкаешь.»
[indent]«Где четвёртый?»

Каталина встрепенулась: точно, четвёртый! И он должен быть связан с этой дверью. Теперь у неё есть вполне законное обоснование для любопытства. Если странное желание не оставлять Инспектора наедине со сценой его смерти можно было так назвать. Вот только не будет ли он против?

«В одеждах своего героя ты неуязвима. А любой, кто считает иначе, будет иметь дело со мной!»

- Боюсь, месье, мне придётся потревожить вас ещё некоторое время, - она решительно улыбнулась и поправила накинутый на плечи, богато расшитый камзол. - Я ведь правильно помню, до моего появления вам составлял компанию ещё один уважаемый месье? Вы не потрудились его представить.

Она подбиралась аккуратно, кружным путём. Сначала остановилась рядом с Констеблем и терпеливо пояснила:

- Не могу уйти, не удостоверившись, что он здесь. Если он и правда... затерялся на берегах моего сознания, то совершенно не факт, что сумеет выбраться так же легко. Но, мне кажется, ты немного слукавил.

Каталина поймала взгляд Инспектора и тихонько выдохнула. У неё была ещё одна догадка насчёт этой двери, заставлявшая её содрогаться где-то глубоко внутри. Она сделала несколько медленных шагов к Инспектору, словно опасаясь напугать его и получить резкий отказ. На дверь она старалась не смотреть, и пусть что-то капает с дверной ручки, образуя лужу на полу; пусть вздуваются доски светлого, полированного дуба.

- Рене, - тихонько позвала его та, кого она звал «милая Чезаре». Всего ничего. Буквально минутку, если уж мерить жизнь хоть сколько-то вменяемыми по своим размерам сроками.

Продолжать она не спешила. Опустила золотистый взгляд ниже, чуть склонила голову вбок и тепло улыбнулась: рубашка была застёгнута наспех, и одна пуговица оказалась пропущена. Неспеша она перестегнула пуговицы одну за другой, поправила воротник. И, наконец, посмотрела ему прямо в глаза:

- Послушай, это важно. Ты когда-нибудь... открываешь эту дверь?

Связь рушилась. Шум в ушах нарастал, далёкий и яростный, как всплеск волн. Она хотела услышать ответ.

Отредактировано Setareh al Alshirae (10.12.24 01:15)

Связь рушилась. Шум в ушах нарастал, далёкий и яростный, как всплеск волн.

Кап, кап, кап — это вода продолжала стекать с края подола бирюзовой юбки, хоть выжимай. На лакированном полу уже образовалась небольшая лужа. Промокшие туфли липли к коже, над пяткой наметилась болезненная мозоль. Каталина зябко переступила с ноги на ногу и поправила на плечах камзол Шпиона. Она оказалась на перекрестье взглядов сразу трёх разочарованных мужчин, но дело было не в этом.

- ... но ты же не думаешь, что сразу в четырёх вариациях?

- Что ты! Разумеется, нет, - сохраняя полную серьёзность, ответила она. Но в следующее же мгновение сощурилась хитро, а в глазах блеснул прежний тёплый огонёк - она бросала Инспектору вызов. - Я думаю, что вариаций больше четырёх. Ты сам мне на это намекнул.

Её нисколько не удивила его реакция. Даже разом слепой и глухой человек догадался бы, что эта дверь - нечто особенное. Оттого и ожидать от месье Маршана можно было самого широкого фронта эмоций: игнорирования, отрицания, испуга или гнева. Даже блеска остро заточенной стали и глухого щелчка взводимого курка. Каждый защищает тот груз, что хранит на сердце, как может, и это совершенно нормально.

Однако ждала ли она монолога? О, нет. Девчонка неуверенно шагнула назад, а её взгляд, словно сам по себе, соскользнул ниже, в центр груди Рене, куда тот несколько раз ткнул себя пальцем. Удерживать внимание было невыразимо тяжело, до холодного пота, выступившего на спине: позади неё была дверь, безмолвная и настырно болтливая разом, перед ней инспектор терял свою многоликость на глазах, а внутри набатом раздавался вовсе не шум моря, а прилившая к голове кровь.

«Если приложить ухо к ракушке...» Разрозненные мысли постепенно утрачивали намёк на связность. Их сбивал с панталыка ритм ускоренного марша её собственного сердца.

- ... возможно это первый в истории случай, когда валуарец занялся самокопанием, чтобы вытащить оттуда женщину.

- Второй, - машинально отметила Каталина, даже забыв улыбнуться собственной шутке, - первый описан в италийском апокрифе о происхождении второй человеческой женщины на Терре. Если считать ребро за часть внутреннего мира, а италийцев за валурцев.

«...можно услышать, как она задыхается.»
[indent]«Кто? Ракушка?»
[indent]«Ты.»
[indent]«Ты сделала только хуже.»
[indent]«Теперь он зол на тебя.»
[indent]«Но он не хочет, чтобы я уходила.»
[indent]«Почему меня это вообще волнует?»
[indent]«Какая разница?»
[indent]«Нет, ты себя послушай, это просто смешно.»
[indent]«Точно! Можно смело писать Тюдо и хвастаться новой идеей. Трое в лодке, не считая Ворона, - новая романтическая комедия о похождениях инспектора валуарской полиции на отдыхе. Он просто хотел отдохнуть, но встретил наёмную убийцу.»
[indent]«Он просто умеет отдыхать!»
[indent]«Он вообще симпатяга, хех. Есть в нём огонёк.»
[indent]«Постой, Вороны или Ворона?»
[indent]«Ворона.»            

Последняя мысль подстегнула измученный разум мокрым скрученным полотенцем, больно и хлёстко, и сознание вдруг прояснилось. Воцарившаяся тишина царапала уши изнутри. Каталина оторопело осмотрелась: обернулась и краем взгляда зацепила ещё открытое окно, а затем вновь уставилась на Инспектора. Неопытный менталист бы наверняка порадовался тому, что снова сумел оседлать норовистую лошадку, сплетённую из двух разумов. Она знала точно, что только что перешагнула последний из своих пределов: так безнадёжно больные люди вдруг поднимаются с кровати за день перед смертью. Прощальная, обманчиво яркая вспышка жизни.

- ... тебе кажется, что это не похоже на смерть. Но как ещё её назвать?

- Ты бессовестно подменяешь понятия, Рене, - она облизнула сухие губы, на которых выступила соль. Времени осталось мало, совсем не осталось, если речь идёт о философских спорах на уровне дилетантов. И всё-таки бойкая италийка нахмурилась, чувствуя непривычное напряжение в руках. - Смерть конечна, а каждая твоя последующая вариация - результат опыта, накопленного предыдущими.

Около её рта и промеж бровей залегли глубокие, жёсткие складки. Она скрестила руки на груди, отгораживаясь от Инспектора и лихорадочного блеска его васильковых глаз, выражая несогласие даже физически.

Конечно, людям простым было свойственно опошлять понятие Смерти. И там, и сям они её рисовали: и в трусости, и на пике чувственного наслаждения. Иные никогда не видели её вблизи и оттого страстно романтизировали, другие смотрели ей в глаза слишком часто и пытались обесценить, сделать частью обыденности, ведь так было проще пережить эти встречи. Может быть, устал от неё и Рене Маршан, специальный инспектор в паре белых перчаток, неизменно вынужденный прибирать за ней остатки её пиршества.

Однако Каталина Араннай не собиралась относиться к нему даже с долей былого снисхождения. Вынужденная стоять над самым её плечом и подавать Смерти новые изысканные блюда, она полагала её строго конечным понятием. Как некий обрыв, с которого она толкала людей в бездонную пропасть вечно голодного чрева - толкала легко, играючи и не мучаясь угрызениями совести. Назад оттуда уже никто не возвращался, разве что блёклым отголоском былого себя, лишённым всяких черт и форм. Вариации месье Маршана не были такими отголосками, все они составляли единого, целостного и весьма живого валуарского мужчину, в котором ещё горел огонь неравнодушия.

В её глазах его риторика была примером непростительного неуважения к смерти.

— ... ты читала работы Арсеньини Конти?

Она сухо кивнула.

На самом деле, она не читала этих работ, но времени на дополнительные вопросы не было. К тому же, о смерти богослужителя не слышал разве что мёртвый Ворон. «Глупец,» - пожимали плечами, весело улыбаясь, её собратья по ремеслу, - «только santo sciocco мог попытаться остановить реку, которая вот-вот выйдет из берегов».

На самом деле, его давно было пора его прервать. Так она и собиралась поступить, пока не...

— ... была у него такая цитата хлёсткая...

... пока не оказалась в центре пёстрого, очень живого карнавала. Оступившись от неожиданности, она едва не сбила Мушкетёра, который немедля подал ей руку. Казалось бы, проходной персонаж, тем не менее, стал свершившийся частью истории. Была там и Нимфа в зелёном, чем взгляд ощущался как цепкая леска с крючком на конце, впившимся в спину Маршана. Интересно. Но не настолько, чтобы заострять на этом внимание. Оборотница предпочла смущённо улыбнуться Шпиону - в этот раз она едва не загубила ключевую для их масок сцену.

- ... Рене Маршану стоило бы выдать судебный запрет на приближение к очаровательным мадемуазель!

Когда обстановка вновь переменилась, Каталина едва успела ответить не то смешливым, не то недоверчивым хмыканьем на замечание собеседника. Теперь было уже поздно, и она весело следила за Адептом, который распустил хвост павлином перед девицей.

- ... есть ли более нелепое начало истории хоть у одного констебля?

- Может, наоборот, а? - она наклонилась к Инспектору и взяла его под локоть, сверкнув заговорщической улыбкой. - Это девицам стоит выдать предписание о неприближении к Рене Маршану?

Впрочем, к Инспектору ли? Ей упорно казалось, что сняв с него форменный мундир, она обезоружила его. Отогнала ищейку в тень, освободив место человеку, обладавшему живым и подвижным нравом. Пусть его и окружал этот ореол обречённости, который он гордо именовал "дорогой, которую расстилает перед ним Судья."

Но он не ответил. Вместо этого улицы столицы оказались залиты вязкой тьмой, и она не спешила отступать в углы затхлого кабинета, в котором они оказались. Улыбка покинула лицо шпионки, уступив место усталости. Она подступила ближе к Инспектору, почти касаясь щекой рукава его рубашки, и сжала пальцы на его локте. И в прошлый раз Рене рассказывал ей, как он одинок. Но тогда он ловко перекроил свет, залив сцену теплом пребывания рядом с ней. Может быть, и она сейчас смогла бы провернуть этот трюк. Вместо этого она предпочла выслушать всё, что он находил нужным ей сказать.

- ... ты столько пялилась на эту дверь, невежливо было бы не поздороваться.

- Я ждала тебя, - серьёзно подтвердила Каталина, не отводя глаз от женского силуэта в глубине комнаты, и умолкла, не удостоив ответом его подколки.

Она не перебивала Инспектора прежде, не спешила с выводами и сейчас. Только поёжилась, с трудом поборов желание отстраниться, когда чужое дыхание обожгло шею: к небрежному виду валуарца примешивались запахи пота, крови и спирта.

Прояснившийся напоследок взгляд с трудом, но выхватывал отдельные детали происходящего за дверью. Иногда это были мутные пятна на серебряной подложке зеркала, около которого сидела женщина, иногда длинные золотые волосы, запутавшиеся в щётке, которую она то и дело брала в руки. Угол покрывала потрёпан и пожёван, должно быть, собакой; губы непонятной формы шевелятся, а мысок качается в такт - похоже, она негромко напевает; аккуратная головка на тонкой шее нет-нет, да поворачивается к окну, должно быть, она кого-то ждёт.

«Так уж и кого-то.»

Вот узкое серебряное колечко сверкнуло на трюмо, зачем-то снятое; лодыжки слегка припухли, выдавая отёчность; под поясницей лежит небольшая подушечка, но девушка всё равно ёрзает и никак не может удобно примоститься.

На щеках выступают некрасивые красные пятна - не то крапивница, не то аллергия, - но сложно понять, портят ли они лицо, которое не рассмотреть; губы продолжают шевелиться, но в комнате всё равно стоит неестественная тишина; подушечка соскальзывает со стула, и складки платья обрисовывают небольшой наметившийся живот на теле нагнувшейся девушки.

Багряные краски заката втекают в комнату почти ощутимо, образовывая на полу жидкий, блестящий ковёр из непонятной ткани.

— А потом мы поговорим.

- Она была непраздная, - вместо ответа тихо озвучила свою догадку Каталина. Помолчав, она добавила в той же утвердительной манере. - Это же пытка.

Только теперь она подняла потемневшие глаза на изменившегося Инспектора, медленно осматривая его от макушки до пят, как будто впервые действительно увидела. Верно, что она сама не захотела оставлять его наедине с этой дверью, поддавшись сиюминутному порыву. Но сейчас, заглянув внутрь и получив свой ответ, она была вынуждена признать - от неё нет никакого толку.

Она не хотела сюда залезать, пока была в своём уме, и была абсолютно права. И всё-таки...

«Эй, милая, заканчивай — угли не погасили, дом горит.»

- Дверь всё ещё заперта, я не могу войти. Мне жаль, Рене, мне так жаль...

Каталина бросила прощальный взгляд на вечную пленницу чужого разума. Блёклое воспоминание, нашпигованное как гусь яблоками, теми деталями, что сумел удержать при себе цепкий детектив.

«А лучший капкан, как известно...»

- ... но ты опоздал на наше рандеву, хотя, похоже, сам его и устроил, - она сделала шаг по направлению к Рене, но это же означало и приближение к той самой двери, которая весьма вероятно и была капканом. «А может,» - отрешённо подумала она, - «дверь и Специальный Инспектор представляют собой монолит, и тогда...» Что «тогда» она не поняла, под ногти словно вонзилась тысяча игл, и шпионка поспешно спрятала непокрытую перчаткой руку в кармане камзола. Её лицо подёрнулось морщинками усталости и боли.

- Так что мне придётся убежать пораньше, если только ты не хочешь держать двух мёртвых девушек в одной комнате, - часть мысли явно потерялась, и прозвучал только вывод. Зато на лице проявилась вымученная улыбка, как луч солнца посреди равномерно затянутого серостью неба. - Не советую, две валуарки не уживутся под одной крышей.

Как он тогда сказал? «Что, если бы я предложил тебе оставить всё позади? Альфедену, Валуар. Кажется, мы недурно ладим.» Она пересилила себя и сделала ещё один шаг к мужчине. Затем стремительным движением, словно боялась упасть, упёрлась ладонью в его предплечье.

- Но я обещаю тебе этот разговор.

«Мы и правда могли бы поладить. Если бы только могли...» - мысль погасла в её глазах прежде, чем подломились колени.

***

Танцовщица вскинула голову с резким, громким вдохом, словно слишком долго пробыла под водой и теперь вынырнула. Ещё не сознавая, что происходит, она соскочила с коленей Рене и отшатнулась. Затем события развивались стремительно. Она запнулась об подол собственной юбки, налетела спиной на край стола, что-то невнятно рявкнула и сбила рукой крынку с молоком, отчаянно пытаясь найти опору. Едва-едва сумела удержать равновесие, да только это ей не помогло - в следующее мгновение она со стоном сползла на пол, прикрывая ладонью крепко зажмуренные глаза.

- Твою мать, - чётко, многозначительно констатировала она и замерла в пугающей неподвижности. Струйка пролитого молока стекала с края стола и капала ровнёхонько на её правое плечо, но италийка не шевелилась.

Её разум занимали две проблемы. Проблема номер раз: в голове воцарилась ошеломляющая лёгкость. И это отнюдь не было хорошим знаком, вовсе нет. Ибо любая, даже самая простая бытовая магия утомляла, это нормально. А вот приятная пустота мыслей сулила отходняк похлеще всякого похмелья. Если ей очень повезёт, то накроет её к ночи, и можно будет удобненько свернуться калачиком в каком-нибудь тихом, прохладном месте. Да вот только чем же, с его позволения, мог настолько её пронять разум детектива, в который она даже не лезла!

- У-у-у. Месье, вы полны сюрпризов, - с трудом разжав пальцы, Каталина осторожно подняла взгляд на Рене и очень, очень виновато улыбнулась. Её язык явственно заплетался.

Проблема номер два: чёрт подери всю систему валуарского охранения, она категорически не помнила, что произошло. О, это непростительный грех для кого-то, кто претендует на должность шпиона.

Кое-как оторвав ладонь от лица, она провела пальцами под носом, там было мокро. Кровь, за-ме-ча-тель-но! Девчонка устало вздохнула и размазала её по щеке. Не было сил искать тряпку или хотя бы вот даже полотенце, висевшее на её же плече. Хотя бы пять минут покоя ей точно не повредят. И будет весьма желательно, если месье детектив не будет докапываться со своими вопросами и вообще перестанет на неё вот так вот смотреть! Пусть отвлечётся на что-нибудь... что-нибудь... да вот хотя бы расскажет что-нибудь!

- Рене, ты задолжал мне ответ на один вопрос, - утверждение было произнесено с убийственной серьёзностью, пусть дикция по-прежнему подводила италийку. Она подтянула колени к груди и обняла их, выдавая драматическую паузу, а затем на её губах заиграла лихая, ломкая улыбка. - Что ещё за принцип жопы?

Она хихикнула. Такое поведение совершенно не вязалось с её бледным, без единой кровиночки лицом, однако, весьма сочеталось с блуждающим, ни на чём не сосредоточенным взглядом. Похоже, у неё кружилась голова, нистагм выдавал это опытному наблюдателю. Впрочем, ничего удивительного ни в невнятной речи, ни в головокружении, ни в накрывшем девчонку чувстве эйфории не было. Незадачливых менталистов ещё не так могло колбасить после неудачного «сеанса связи», и мнимое опьянение один из самых лёгких и безвредных вариантов.

- Два вопроса, - вдруг добавила она елейным голосом, прищурившись, - на кой ляд тебе бритва?

Ах да, была и проблема номер три: отсюда, снизу, Рене Маршан выглядел чертовски привлекательно.

- Три вопроса, - стремительно поправила курс Каталина, - отнеси меня обратно в постель?

Отредактировано Setareh al Alshirae (19.01.25 23:30)