— Спасибо, госпожа. Я так и поступлю, — серые глаза элдрена опасно блеснули той опасной сталью, которую в равной степени можно обнаружить и в ножнах, и в полном ненависти взгляде риадцев. Но исследовательницу неприязнь егеря волновала меньше, чем завывания над дюнами ветра: ни словом, ни движением она не высказала никакого интереса к сопровождению ардхарии Запада Стылого Дола. В отношении к своей персоне Рандутир мог позволить подобную неучтивость, при его имени не было ни громких титулов, ни чинов. Но не в отношении кораблей с геральдическими волнами на парусах. И уж точно не в отношении своего господина. Дварф, скользнувший в комнату когда егерь только появился в конце коридора всё хохотал, да насмехался над Тиларитом. Что же, это доказывало, что не такими уж и глупцами были вечнодолийцы, изгнавшие огнём и мечом горных жителей через море. Но южане оставались южанами, работу до конца они довести не смогли. После риадцев дварфы боялись бы слишком громко сказать «эльф».
«Тебе бы следовало бояться, цверг», — оправив свои одежды, егерь ускорил свой и без того уверенный шаг. Каждому на северных берегах известно, что Вечный Дол состоит из неумеренности, дрязг, интриг и туго стянутого клубка пустословия, в котором лишь бы заставить другого оступиться. Фольре тоже это знал, но позволил себе неверный ход в круговороте собственных брачных игрищ. Мудрый Фольре Каигвин, затворник Запада, знаток тайн, путей и мастер магических искусств! Разве что не с придыханием жители Тиларита готовы были расточать бесконечные хвалебные гимны своему владыке. Но егери, как и их верные западные волки, надёжно берут след, не отвлекаясь на мелочи. И этот пах совсем дурно. Его Светлость сознательно завёл их вглубь враждебного лагеря, а героем древних сказаний Рандутир себя не мнил; но если уж придётся драться, стоит продать свою шкуру подороже.
Но до чего же нелепо сгинуть в песках от коротеньких ручек дворфов, ведомых капризной бабой, вышвырнутой из Галадрина.
Дело шло к вечеру и немилосердное солнце чуть успокоилось. Помогало и зелье управительницы, пусть егерь и чувствовал себя после него, как во время нешуточного похмелья. Мысли скакали в голове горными козликами, соревнующимися в прыткости, но эльф не стремился ни угомонить их, ни ухватится за наиболее приемлемую. Думать — работа его князя, пусть тот и разбирается. И всё же вдоль очерченных чёткой тенью строений Рандутир шёл при полном снаряжении. Удивительно, но особого интереса у местных обитателей тиларитский егерь не вызывал. Те ограничивались лишь редкими взглядами и спешили вернуться к своим ежедневным делам. Пришельцы из внешнего мира в самом деле не вызывали интереса или же вставшие лагерем нарочно сговорились?
— О! Осматриваетесь? Отрадно видеть вас в добром здравии, — широко улыбаясь, к Рандутиру подошла гномка. Она нетерпеливо перебирала пальцами огрызок угольного карандаша и по всей видимости хотела вернуться к описи припасов. Егерь сложил руки на груди. Подобное проявление бессмысленной вежливости только нервировало.
— Мне казалось, что хозяйка этого места алхимик. Видно не из лучших, ваши охлаждающие микстуры — мусор, гномка.
— Слыш…, — неизвестно, что заставило гномку, готовую броситься на эльфа, резко успокоиться. Может из-за взгляда старого эльфа, от которого и в пустыне по спине пробежит холодок. А может нежелание лишний раз огорчать свою госпожу. Но так или иначе управительница опустила голову и продолжила куда как менее бойко, — ш-ш-шайте, у нас не так часто бывают гости из Дол Риады. Мне поможет, если вы расскажете, какие ингредиенты для подобных зелий используют в Стылом Доле.
— Неудивительно. Элдрены серебра направляют свои корабли лишь туда, где можно найти что-то достойное. Понимаешь меня, гномка?
— Гиссэ.
— Гиссэ?
— Гиссэ. Я рада, что в поисках чего-то достойного вы смогли выбраться со своей льдины и знаете о существовании гномов, но у меня есть имя. И вы не уроните чести родного королевства, если начнёте его использовать, скорпион вас раздери.
— Какая нелепость. Рандутир из Внутренних Земель.
— Буду звать вас Ранди. При всём уважении.
Рандутир и за меньшую дерзость готов был обнажить саблю. Гиссэ же, которой до этого редко перепадал шанс пообщаться с риадцем, без лишних предубеждений также готова была воткнуть элдрену в глаз карандаш и прокрутить тот до щелчка. Словом, говоря дипломатически, оказались они в примерно равном положении, что не могло устроить ни одного, ни другого. «Ранди» никогда не обучался техникам ведения переговоров, а потому предпочёл прибегнуть к наиболее очевидному варианту — игнорировать глупые колкости.
— Как тебе угодно. Я должен увидеться с Его Светлостью.
— Боюсь, что сейчас это невозможно. Его Светлость тяжелее перенёс путь через дюны и сейчас отдыхает.
— Я не нарушу его отдыха.
— Таково распоряжение госпожи Мааткара.
— Ардхария Запада и владыка Тиларите не приемлет две вещи. Первая — дурость, некомпетентность и невежество, в которых здесь нет недостатка. Вторая — неосведомлённость, — Рандутир сделал шаг ближе, встав под безжалостно палящее солнце. Гиссэ сложила руки на груди и осталась недвижима, пусть губы и вытянулись в тонкую линию от ощущения угрозы, — Где Фольре Каигвин?
На разговаривающую парочку уже стали оглядываться остальные обитатели лагеря, но егеря это не беспокоило. Напротив, лишь придавало сил; сейчас он был не идиотом, который в силу чужой воли оказался посреди пустыни, а верным защитником стяга Волн, отвоёвывающим своего владыку у сборища песчаных дикарей. Тот факт, что Фольре не был нужен им и даром, а «дикари» имели лучшее образование на оба континента никак не портило картины.
Гиссэ тяжело выдохнула. Как и сказал Рандутир, в лагере не было недостатка дурости и невежества. Пусть по мнению управительницы сам егерь являлся их основным источником, она справедливо рассудила, что лучше бы обоих серебряных элдренов держать рядом. Довольно было и того, что они вторглись без всякого приглашения, нарушив планы лагеря и здорово пошатнули стабильное состояние Тефнут. Невозможность запереть их в одной комнате и бережно передать северному племени, когда то достигнет Та-Кемета, было всего лишь ещё одним разочарованием. И Гиссэ лишь опасалась, что не последним.
— Здание, которое вы только недавно покинули. Вашего князя вы найдёте на втором этаже, напротив покоев госпожи Мааткара, — Гиссэ улыбнулась той очаровательной улыбкой, с которой обращаются к душевнобольному или осуждённому на смертную казнь, — Уверены, что найдётесь, не хотите записать? Если угодно, я могу даже зарисовать карту.
— Благодарю, не нужно, — егерь коротко кивнул, но улыбку возвращать не стал, — Доброго вечера, Гиссэ.
— И ты не хворай, Ранди. Понадобятся ещё зелья, я всегда в лагере.
Эти слова Рандутир оставил без ответа. Но с неприятным ощущением, что колкости этого нелепого мелкого существа всё же здорово нервировали.
Фольре прекрасно разбирался в методах определения времени, но не спешил прибегнуть к хоть одному из них; случившееся казалось дурным сном и обычно активный князь не спешил его развеять, чтобы броситься в очередные заботы. К тому же, здорово мешала гудящая голова. И всё же собраться было необходимо. Если под лежачий камень вода не течёт, что уж говорить об эльфийском дворянине? В первую очередь маг осмотрел своё новое убежище. Ничего особенного: широкая кровать с тонким белым покрывалом, прикроватные тумбы, небольшой столик с плетеным стулом. Прикрыв глаза, Фольре почувствовал, как проваливается в сон. Мотнул головой, наваждение отступило на миг. Его опоили? О, едва ли тогда пробуждение было таким комфортным. Тяжело поднявшись, эльф упёрся обеими руками в стену, прислушиваясь к собственному тяжёлому дыханию. Раздеть его догадались, но вот на пальце возникло новое кольцо. Расфокусированное зрение никак не мешало определить его чуждость — ардхария Запада не носил подобных украшений.
— Владыка?, — дверь отворилась и верный егерь бесшумно скользнул в комнату и тут же занял место рядом с князем. Тот лишь приветственно поднял руку:
— Обстановка?
Пока Рандутир докладывал обстановку в лагере, притом без личных оценок местных обитателей, Фольре пытался хоть немного прийти в себя. Привычно закинув за спину руки, он мерил шагами комнату и занял место за столиком лишь тогда, когда осознал собственное изнеможение. Несмотря на весьма приличный и объёмный егерский доклад, мысли князя снова и снова возвращались к Тефнут. Действительность здорово отличалась от планов князя. Увы, тут он в дураках. Как можно забрать женщину, которая настолько противится?
— … таким образом, мы легко возьмём лагерь.
— Что, прости?
— Нужно лишь продержаться до прибытия кораблей. У них не хватит сил отбиться, даже если прибудет подкрепление из города.
— Друг мой, идея мне понятна, — Фольре устало потёр виски, — Слушай слово своего князя. Если я вздумаю засыпать, шлёпни меня по лицу. Что же до лагеря...
Егерь с пугающей готовностью занял место рядом с князем, будто всю жизнь только и готовился хлестать того по лицу, а Фольре продолжил:
— Дом Волн отказывается от любых посягательств на исследовательский лагерь Тефнут Мааткара. Более того, окажет содействие в защите, если кто-то в силу дурости решит напасть.
Рандутир не проронил ни слова, лишь кивнул. Князь устало выдохнул. Верность егеря не вызывала никаких сомнений, а хоть какие-то объяснения он заслужил. Чуть меньше часа ушло на Фольре для того, чтобы основательно и во всех деталях объяснить старому эльфу, почему он не собирается забрать строптивую невесту силой. В ход пошли и апелляции к совести, и рассказы о научной солидарности, почти что дошло до «а мне, вот, не хочется». Истинных же причин ардхария Запада не называл; он и сам не до конца в них разобрался, а правильно высказать мысль в столь деликатной ситуации можно лишь единожды.
Если предположить, что Рандутиру нужны какие-то объяснения.
Ладонь со свистом рассекла воздух, чтобы подарить Фольре звонкий и до обидного болезненный «поцелуй». Егерь — будто стараясь поскорее разрядить обстановку! — продолжал:
— Вы в шаге от триумфа, владыка. И всё же медлите. Я принимаю это, хоть и не могу понять. Разве не за этой женщиной мы явились сюда?
— У тебя есть дама сердца, Рандутир?
— Нет, владыка. Мои дни, жизнь и сердце отданы службы Тилариту.
— Пожалуй, выберу тебя продолжить линию клана Олати.
— Я нахожу удовольствие иногда разделить вечер с Тигой.
Фольре громко рассмеялся, стоило егерю перемениться в лице и мигом найти женщину, чья компания ему приятна. Не Эйла, конечно. Несмотря на весьма привлекательную внешность, мужчины Тиларита сторонились её. Князь никогда не задумывался, почему. Из-за проклятия Олати или её высокого места при дворе ардхарии Запада? А может и не могло здесь быть одной единственной причины.
— Ты совсем меня не чтишь. Я великий князь Дома Волн, знаешь ли, четверть Бури Стылого Дола. Если бы меня волновала женитьба, одно письмо и в Тиларите претенденток было бы больше, чем егерей , — Фольре поднялся и качающейся походкой двинул в сторону кровати, на которую и рухнул, — Пусть она и обещана мне княжичем Аметистов, Тефнут больше, чем невеста. Прелестна, спору нет, но и куда больше, чем всего лишь женщина. Она особенная, Рандутир.
— И каковы будут приказания, владыка?
— Займёмся тем, что лучше всего умеют риадцы. Ладно, вторым их лучшим умением. Будем ждать парусов на горизонте, — Фольре зевнул и подгрёб под себя подушку. Казалось, что в тёплых объятиях дрёмы даже мигрень отступает, — В остальном же не имею понятия. Сегодня отдохнём, а завтра выясним, какие опасности грозят нам в этих песках. Ты можешь быть свободен — я отхожу ко сну.
Пальцы легонько дёрнулись, когда сквозь сон Фольре почувствовал чужие прикосновение. Ласковые и осторожные, они в равной степени и боялись потревожить его покой, и требовали внимания. Это было приятно. Куда приятнее, чем привык князь, встречая пробуждение в одиночестве уже столько лет. Остановившись на границе сна и яви, он не спешил открыть глаза; если это и наваждение, то Фольре не желал так скоро с ним расстаться.
Но даже самые сладкие грёзы не могут длиться вечно. Беспокойно поёрзав, эльф медленно открыл глаза.
— Теф, — тихо произнёс Фольре, когда встретился с бледно-сиреневым взглядом, отражающим лунный свет. Ладонь исследовательницы мягко опустилась на его запястье. Эльф бросил короткий взгляд на тонкие пальцы оливкового цвета. Даже за пределами пустыни прикосновения Тефнут были обжигающе горячи, сейчас же они ощущались иначе. Сейчас князь не сомневался, что всё дело в зачарованном кольце. Она позаботилась о нём?
— Теф! Что ты здесь делаешь?, — громкий шёпот едва ли мог кому-то здесь помешать. Фольре окончательно проснулся и от нежных убаюкивающих фантазий не осталось и следа. Нет, они не в Белой Башне — всего-то в походном лагере у самых границ пустыни. И некогда любимая женщина не в его постели — что иронично, ведь она буквально была в его постели! — а всего-то желает удовлетворить собственное любопытство. Это было так нечестно, что почти больно.
Обещание счастье сменилось нелепым сватовством по чужому науськиванию.
Мечты об общем будущем? Что же, их место ночлега очень даже общее, довольно и того!
Трепет от встречи с любимой? В лучшем случае, с призраком тех чувств. И всё же…
— Глупая, зачем же так было врываться ночью? Мы могли бы обсудить это утром, — Фольре притянул к себе ладонь Тефнут. Медленно-медленно, будто успокаивая — а может так оно и было? — эльф поцеловал прохладными губами машинально сжавшихся в небольшой кулак пальцы. Может всё это и было всего лишь глупым наваждением, ему все равно. Любая пьеса неотделима от жизни, если роли сыграны достаточно умело. И Фольре прекрасно знал свою.
В конце концов, сколько раз он имел возможность репетировать её там, в академии, когда будила его внезапным и, разумеется, неотложным вопросом?
Он никогда не считал. Но пусть будет на один раз больше.
Джакомо долго скользил глазами по письму, будто пытаясь поймать заложенный сокровенный смысл, таящийся в аккуратных равных отступах между строчек. Фольре же всем своим видом украшал подоконник, выражал притворное равнодушие и складывал рунную головоломку. В таком до одури нелепом положении молодые адепты провели добрую четверть часа, прежде чем фейри нарушил тишину:
— Нет, это решительно нужно переписать, — отведя бумагу от себя подальше, он легонько хлопнул по ней тыльной стороной ладони, — «Здесь небо так близко, но я вижу звёзды только в твоих глазах», серьёзно? Или вот это, «целую тебя через тысячу лиг».
— А с этим-то что не так?
— А то, что поцеловать ты можешь подушку. Не знаю, украденную прядь её волос. Или ладошку, если та питает к тебе хоть какую-то взаимность.
Адепт Каигвин с предельно серьёзным видом кивнул, а его товарищ весело расхохотался. С подобными просьбами элдрену было обращаться в новинку, но он не нашёл лучшего кандидата, чем Джакомо Леру. Во-первых, будучи племянником Литтершора, он успел довольно близко познакомиться с Фольре. А во-вторых, этот фейри был первым красавцем и пользовался популярностью у студенток Белой Башни, а значит в вопросах взаимодействия с противоположным полом что-то понимал. Риадец, конечно, тоже не терялся, но всё же длинных и проникновенных писем благородным эльфийкам не писал. Джакомо тоже, как оказалось, но в две-то головы всегда удачнее можно сладить.
— У меня из-за всех этих аудиторий скоро ребис из ушей польётся. Пошли в «Стипендиата», там докрутим.
— А монеты есть?
— Пха! Спрашиваешь. Пара пинт не разорят.
Перешучиваясь на десяток разных тем, адепты медленно брели по бесконечным галереям академии, приветствуя общих знакомых и спеша скрыться от слишком пристальных взглядов профессоров. Нынче никакой вины на них не было, но это совершенно не значило, что какое-нибудь светило науки откажется от возможности привлечь к работе двух праздно шатающихся грызунов науки. О, насколько от всей этой суеты отличался «Лихой стипендиат»! Пусть то и был постоялый двор, немало студентов предпочитали в нём отобедать или выбрать местом для своего свидания; этому способствовали и приличная кухня, и целый ворох разнообразных представлений, заранее анонсируемых с помощью чёрной доски на входе. В этот раз повезло — вечером ожидались только выступления начинающих менестрелей, а не каждый готов был подвергнуть свои уши таким испытаниям.
Острые уши Джакомо и Фольре, однако, были не из робких. Относительно своего финансового состояния эльф ох как прибеднялся, да и фейри не отставал. На некоторое время письмо было беспощадно отложено, а парочка заняла стол на втором этаже, откуда открывался чудесный вид на небольшую сцену. Но юные мученики науки пришли не наслаждаться музыкой, а потому поскорее расправились с едой и приступили к по-настоящему животрепещущим вопросам.
— А что, вы, вот, северяне с южанами вполне совместимо ладите? В известном смысле, — Джакомо чуть отодвинулся назад, пропуская вперёд разносчицу с кувшином стаута и бегло изучая изгибы фигуры с отнюдь не научным интересом.
— А чего? Все мы здесь ради магии и науки. У нас обоих академическое гражданство, а долийские вопросы пусть останутся там, внизу.
— Да я не о политике, — фейри глупо хихикнул и наполнил снова оба бокала, — Может, она уехала, потому что захотелось чего-то стабильнее тающей ледышке в горячих ладошках.
— Да я тебя!.. Ох, извините.
Вскочивший Фольре чуть не сбил с ног миниатюрную девицу, трогательно прижимающую к груди пятиструнную лютню. Она-то и бросилась в первую очередь в глаза элдрена — её деку украшали узоры, характерные для Дол Риады. Это настолько удивило адепта, что девчонка мигом вылетела из головы, но и та сюда пришла явно не о культуре Стылого Дола поговорить:
— Джакомо, у твоего друга всё хорошо?
— Отнюдь! Лизетт, это Фольре, Фольре — это Лизетт. Эй! За наш стол ещё кувшин, вина и авалонского бренди.
Невнятно бурча какое-то подобие извинений, эльф подтащил стул для подруги Джакомо, чем заслужил её улыбку и вполне мог счесть конфликт завершённым. Алкоголь продолжал литься уже в несколько неприличных объёмах, но все экзамены были сданы и адепты не сильно беспокоились о завтрашнем дне. Поправка, адепты и студентка — Лизетт только-только отпраздновала свой второй год в Белой Башне, а лютней занималась скорее по велению души, чем из действительной необходимости. По крайней мере, так она говорила. Но Фольре не сомневался, что в особо удачное время из чаевых можно сорвать недурной куш.
— Тефнут Мааткара? Погодите, сиреневолосая такая, смуглая. У неё ещё вечно руки разве что не по локоть заляпаны чем-то.
— Только когда она забывает сразу смыть красители!, — уж было начал Фольре, но почти тут же стушевался, — Да и вообще, почерк у неё такой.
— Да пусть хоть сама себя разрисовывает, дело не в этом, — Джакомо глянул на просвет рюмку бренди, прежде чем сглотнуть тот и поморщиться, приобретя на секунду забавное сходство со своим дядюшкой, — Тефнут отправилась отдохнуть в поместье от ухаживаний нашего снеговичка, а тот морковку на юг и направил — целое письмо сладил.
— Джако!..
— ПОКАЖИ!
Неожиданный крик Лизетт был настолько потрясающ, что даже настраивающий флейту эльф на сцене замер, будто прокручивая в голове что именно он должен показать второму этажу. С немыми извинениями и соответствующими жестами порядок был восстановлен, но теперь изумрудные глазища менестреля впились в Фольре иглами, а её маленькие кулачки легонько стучали по столу в такт мелодии со сцены. Равнодушное спокойствие риадец сохранял едва ли несколько секунд. Восторженный взгляд и немое требование от красивой женщины? Он, конечно, адепт высоких наук, но всему же есть предел. Фыркнув, Фольре со снисходительной небрежностью достал сложенный лист бумаги из внутреннего кармана и прокатил тот по столу. Лизетт тут же его схватила и с видом довольной кошки наслаждалась добычей.
Третье мнение — это хорошо, но может с четвёртым выйдет ещё ловчее?
— Ты это написал?, — Фольре утвердительно кивнул, а девица снова пробежалась по строчкам. Улыбнулась. Прикрыла рот ладошкой, но всё же не выдержала и расхохоталась, — «Любимая», это же надо додуматься, хах! Дурак ты, эльфёнок.
— Дурак-не дурак, но ученик мэтра Литтершора, — Каигвин оттопырил нижнюю губу — верный признак накатывающей обиды — чем заставил уже улыбаться Джакомо, — А не по вечерам на постоялых дворах играю.
— Ну, важный какой, ученик самого Литтершора!, — слова Фольре никак не задели Лизетт, — Ты в курсе, что есть всего два способа попасть в ученики к старику Игнацио? Первый — обладать стройными ножками.
Менестрель будто в доказательство своих слов закинула ноги на стол, а Джакомо поспешил накрыть те ладонью то ли опасаясь за напитки, то ли рискуя упустить не самые дурные лодыжки в академи. Фыркнув, он добавил:
— А второй — любить самоубийственные эксперименты. Эй, Фольре, а ты из кого будешь?
— Знаете что? Катились бы вы оба в Бездну!
Алкоголь в доброй компании делал своё дело. Обиды, если вдруг и случались, тут же растворялись в воздухе, а ливень из безобидных шуток помогал глянуть на ситуацию со стороны, вооружившись солидным запасом самоиронии. И в самом деле, чего он? Теф не было всего с десяток дней, а он уже извёлся так, будто ждёт её по меньшей мере год. Время уже уверенно шло за полночь и «Лихой стипендиат» прилично опустел. Кончились сплетни и истории о Литтершоре, да и бесконечно хвалить выбор дамы сердца Фольре менестрелю явно надоело. Перекинувшись через стол, Лизетт обхватила лицо эльфа обеими ладонями:
— Что ты!..
— Тс-с-с. Изучаю тебя, — ничуть не беспокоясь об упавших на глаза прядях, она склонила голову набок, — Помочь бы тебе, адепт Фольре Каигвин. Даже если тебе одолжить слова, они должны быть написаны тобой. Понимаешь?
Наконец, она убрала ладони, мягко скользнув ими по коже эльфа. Если что тот и понял, так это то, что сейчас он здорово раскраснелся совсем не от алкоголя. Лизетт же звонко рассмеялась; достав угольный карандаш, она поправила черновик и лёгким движением отправила его в сторону Фольре:
— Попробуй так.
Адепт вопросительно изогнул бровь. Текст был всё тот же, а единственная правка — это немилосердно зачёркнутая «любимая» с пометкой «Теф/Моя Теф/Тефнут/Тефнюсичка моя». Видимо Лизетт заметила слишком явное непонимание Фольре. Поёрзав в объятиях Джакомо, она лениво занятула:
— Не обезличивай. Это грубо! Любимая у тебя может быть собачка. Пора года. Да хоть пивнушка в районе выпускников. А она — Тефнут. Между прочим, не последняя учёная в этой академии, — поднявшись, Лизетт потянулась с тихим блаженным стоном, — Джакомо, проводишь? А! Остальное письмо. Проще. Менее пошло. Похабно, если хочется. Пиши, как Фольре, а не какой-нибудь бард, тренькающий про любовь за пригоршню монет.
Менестрель ткнула пальцем в письмо и с тихим звонок буквы исчезли одна за одной. Эльфу оставалось лишь устало выдохнуть. Он-то, Бездна их пожри, действительно старался! Но раз все кругом говорят, что письмо дурное, то может статься, что и правда.
— Пока, Фольре! Надеюсь, твоё письмо дойдёт. У меня острый недостаток сюжетов про адептов, способных стать учениками самого Литтершора, но не осиливших одного-единственного письма.
«Лихой стипендиат» закрывался и теперь даже в общем зале хмельного адепта был не готов. Сторговав на последние монеты бутылку белого вина, Фольре вышел наружу и совсем скоро обнаружил себя сидящем на борту фонтана Трёх Мэтров. В глаза немилосердно бил рассвет, но эльф по-своему был счастлив. Может, он и одолжил чужие слова, но на бумагу их нанесла его рука.
Скомканный лист бумаги с затертыми сгибами и следами капель тёмного пива
̸л̸ю̸б̸и̸м̸а̸я̸ Тефнут,
надеюсь ты не сочтёшь это письмо слишком навязчивым. Учитывая работу вездесущих курьеров, думаю оно настигнет тебя, когда ты будешь гостить дома уже две недели. Но я буду наивно прям — здесь каждый день без тебя ощущается, как год по меньшей мере.
Я подставляю лицо ласкающим лучам солнца, но это тепло ничто по сравнению с твоими нежными ладонями. Смотрю с небесных причалов вниз, но сердце трепещет лишь от воспоминаний, как вижу мельком твой силуэт в толпе. Слышу о сотнях заклинаний и отвергаю каждое из них — истинной магией было то время, которое я разделил с тобой. И то, что я надеюсь разделить впредь!
Пусть это маленькое глупое письмо служит напоминанием, что в Белой Башне не только лаборатория тоскует по тебе. Что такое какой-нибудь месяц, когда впереди столетия? Но даже тоскуя, с надеждой и теплотой я всегда буду ждать тебя.
С любовью, искренне, твой Ф.
Свернуть спойлер
Как и тогда, её рука ощущалась слишком хрупкой в его собственной. Несмотря на все эти бесконечные эксперименты, растворители и порошки, кожа Тефнут за годы ничуть не утратила ни гладкости, ни мягкости. Когда он в последний раз вот так просто лежал с ней, тихонько гладил тыльную сторону ладони и думал о своём? Достаточно давно, чтобы даже эльф пытался о том вспомнить. Слишком быстро всегда они оказывались в ситуации, когда думать совсем уже не хочется. Может, и эта была ещё одной из них?
— Письма, письма.., — тихо прошептал князь, будто погрузившись в какие-то ему одному ведомые воспоминания. Печать Тефнут всегда была нежнее, чем у многих других. Как же соблазнительна была идея подыграть, сжонглировать нужными словами, только бы снова оказаться в хрупком подобии тех нелепых отношений, связывающих их два столетия назад! И даже без дурного умысла, достаточно долго создавая видимость в итоге можно было бы стяжать её расположение и достичь желаемого. Но что было желаемым? Вновь переспать с нею? Увидеть влюблённый взгляд Тефнут, рядом с которым звёзды казались всего лишь бледными мотыльками? А ведь и правда Фольре прибыл сюда лишь для того, чтобы вырвать из своей жизни бойкую южанку. Увезти её на край мира, под самый Разлом, запереть в мёртвом замке, сковывающем и сердца, и души. В Дол Галадрине князю казалось, что всё это возможно. Что предложение Аметистового Дома соразмерно желаниям самой Тефнут. Что спустя это время — целую жизнь! — им подарена возможность объясниться и вновь смотреть в одну сторону. Но история повернулась иначе, а Фольре не верил в победы любой ценой.
И сейчас, столкнувшись со своим прошлым на свидании, о котором мечтал годами, элдрен имел достаточно сил, чтобы не отвести взгляд.
— Я — князь Дома Волн Стылого Дола, Тефнут, — Фольре снова коснулся губами её руки и поморщился, как если бы неожиданно испытал укол боли. Пусть всё это он выбрал сам, но это не делало ситуацию легче ни на йоту, — И я пишу довольно много писем, пусть и не держу обширной канцелярии.
Тяжело выдохнув, Фольре наконец смог отвести от неё взгляд и подняться. О, эти письма, которые он неловко умудрился упомянуть! И ведь нужно же было ей обязательно за них уцепиться, с каждым очередным упоминанием щёлкая эльфа по больным точкам. Верно, он помнил каждое из них, многие — дословно. И ему не составило бы великого труда восстановить эти тексты, включая наиболее дерзкие и грубые из них. Тефнут Мааткара, несмотря на всю свою эпатажность, была учёной, притом приличной. Она обитает в мире фактов и справится с любой задачкой, стоит только вооружиться надёжными сведениями. Но…
— Мы неплохо ладили, — совсем не такой встречи ждал Фольре. И особенно остро укол стыда он ощутил, когда понял, как велик соблазн попытаться сейчас от него скрыться. Нет, хотя бы об этом он скажет прямо, — Ох, были в отношениях, которые я считал по-настоящему драгоценными. Тефнут Мааткара была настолько важной частью той жизни, что без тебя она оказывалась практически бессмысленной. Писал ли я тебе тогда?
Фольре подошёл к прикроватной тумбе, где в аквариуме плавала какая-то экзотическая чудь. Наверняка плод экспериментов или обитатель местных вод — в чертах угадывалась морская звезда, но едва ли князь мог определить какая именно. И, кстати, что она вообще делает в его комнате. Наверняка Тефнут её и принесла, с неё станется! Сосредоточившись на неизвестной твари, элдрен снова почувствовал, как всеми силами пытается подтолкнуть своё внимание куда-то в сторону, только бы не встретиться взглядом с сияющими аметистом глазами в ночи. Как владыка Тиларита, он давно уже научился даже не лгать, а столь умело подбрасывать слова, что след истины искать бесполезно. Но с ней он так поступить не мог. «Она особенная, Рандутир», возникли в голове недавно сказанные слова. Что же, это было правдой. И Каигин узнал её во времена, когда ещё не стал тем самым могущественным князем Волн. И это прошлое отбросить было невозможно. Может, Фольре и убил в себе того мальчишку, когда схватился за оружие в Зале Волн. Но это не значит, что не знал, где его могила.
— Конечно же писал, дорогая. Помнишь, те записки, которые я передавал тебе в аудитории? Или стихи. О, я надеюсь ты их помнишь! Было бы немилосердно призывать в свидетели твоих соседок. Та серенада была воистину ужасна, — Фольре тихо рассмеялся и поднял руку с кольцом. Неслышно прошептал заклинание и в следующее мгновение его глаза заволокла пелена, а по комнате закружили слабо поблескивающие магическим светом бабочки. Как и предполагалось, возможность трезво мыслить ему вернула не только ночь, но и охлаждающие чары, нанесённые на маленький артефакт. Стоит за это её позже отблагодарить, — Может, были и письма. Кажется, ты была в списке адресатов на мою открытую лекцию. А другие…
Фольре вновь обернулся к Тефнут. Пусть её взгляд и разил стрелами милосердия, князь надеялся, что из-за последствий собственного чародейского почерка не так явно демонстрирует собственные чувства. Вернув себе возможность трезво мыслить и достаточно времени проведя в одиночестве, теперь он не обманывался миражами сладостных воспоминаний.
Тогда ему казалось, что судьба вручила шанс обернуть время вспять, с новыми силами не утратить своего, исправить глупые, глупые ошибки!
— Что бы я не писал тебе, этим буквам уже хорошо за два столетия. Теперь они всего лишь память прежних дней, всё это давно прошло, — Фольре безразлично пожал плечами, — Пусть тебя это не волнует и не тревожит. Даже в этом лагере достаточно загадок, от титанических секретов до пусть даже этой живности в аквариуме. Что те письма?
Князь улыбнулся. По крайней мере судьба вручила шанс достойно попрощаться.
[nick]Фольре из Дома Волн[/nick][status]Девятый вал[/status][icon]https://upforme.ru/uploads/001c/16/c4/13/999498.png[/icon]
